Я вспомнила, как Итан уходил на уроки в те дни, когда была его очередь выступать, — его просто распирало от знаний.
— Мне жаль.
— Не стоит. Он ведь, в общем-то, мне никто. Но учителем был отличным.
Раздались шаги — к нам спускалась Ана. Мы стояли вдвоем и смотрели, как она идет через кухню. В желтом платье, раскинув руки на солнечном свету, она будто собиралась обнять нас.
— Как это ни странно, — успел сказать Итан прямо перед тем, как Ана подошла, — я вспоминаю его каждый раз, когда где-нибудь выступаю. И мне нравится думать, что он до сих пор где-то там, в толпе.
Старшему инспектору Грегу Джеймсону шестьдесят пять, он толстый, давно в отставке — как старый и уже никуда не годный цирковой пес. Каждое утро его жена Элис наливает ему чай, намазывает маслом тосты, кладет газету и приносит все это на старом больничном подносе, который унесла с работы. В качестве компенсации за бесконечно длинные ночные дежурства, как она сказала. Десять часов, шторы в спальне колышутся, утопая в утреннем солнце, и в эти минуты кажется, что ночные смены окончательно позабыты.
Его дни насыщенны. Он любит сад и слушать крикет по радио. Ему нравится плавать в открытом бассейне «Пелз» раз в неделю, но только летом. Стоя на траве и снимая с себя одежду, он каждый раз изумляется огромному белому животу и седым волосам на груди. Еще его удивляет, что он не тонет. Зимой он впадает в спячку, поедая печенье и читая спортивные биографии. Он выступает в школах и общественных центрах в Лондоне, рассказывает о своих дежурствах; о том, как был следователем; говорит детям, что и они могли бы этим заниматься. Иногда те задают ему интересные вопросы, и тогда он понимает, что они действительно слушали — значит, день прошел не зря. А в следующий раз вдруг спросят: «А вы носили шляпу?»
Временами. И тогда он начнет вспоминать.
Бывали дни, когда Джейсмон возвращался домой под утро, в его душе разгоралась ненависть ко всей человеческой расе, и он задумывался, а не собрать ли ему рюкзак и не переехать ли в какое-нибудь местечко, самое что ни на есть уединенное — Бен Армин[18], может быть, или Сноудонию[19], — и вести там жизнь отшельника. («А лучше, — пораскинул он умом, — прикинуться местным чудаком»; тогда ему будут давать горячую еду в придачу и пускать в пабы.)
Случались дни, когда он не мог разговаривать с Элис, потому что она была немыслимо далека от его смен и от дежурств, — верила, что люди в целом добры. Она пела на кухне, но расстраивалась и переживала, когда получала по почте благотворительные листовки о жестоком обращении с животными. Что тут скажешь?