Когда Отец пришел из больницы, чтобы забрать нас, мы как раз укладывались спать. Мы с Итаном передрались из-за того, кто будет читать историю на ночь, и Пэгги решила, что все будут читать по очереди, начиная с самого старшего: Майкл, Бенджамин, Итан и я. Трехлетняя Далила, жутко надоедливая, бегала из комнаты в комнату, довольная тем, что ее не укладывают спать.
Мы читали потрясающую книжку о пиратах — гораздо более захватывающую, чем все отцовские истории, даже если ее читать так, как Майкл — монотонно и высокопарно. Итан при этом выпучивал глаза: «Александра — и та читает лучше!»
Я волновалась оттого, что мне предстояло читать перед всеми, и по мере того, как Итан приближался к концу своего отрывка, сердце у меня билось все чаще. Я и вправду читала лучше Бенджамина, а может быть, даже лучше Майкла, и у меня, наконец, появился реальный шанс это доказать. Я откашлялась, вырвала книгу из рук Итана, и тут Отец постучал в дверь.
— Снова девочка, — сообщил он Пэгги и позвал нас.
— Чарльз, сейчас восемь, — сказала Пэгги. — Они уже в пижамах. Пусть переночуют здесь.
Итан и Далила уже стояли возле Отца, я же продолжала сидеть на диване с книгой в руках.
— Сейчас моя очередь. Моя очередь читать!
— Александра, идем!
— Все равно посетителей уже не пускают, — сказала Пэгги. — Ничего страшного, если они познакомятся с сестренкой завтра.
— Мне решать, когда они познакомятся с сестрой. Александра, ну-ка пойдем!
— Всего две страницы осталось!
Итан взглянул на Отца и тоже сказал:
— Идем, Александра.
— Но сейчас же моя очередь!
Отец выпустил руку Итана, отодвинул Пэгги в сторону, вошел в гостиную прямо в ботинках и схватил меня. Я все еще держала книгу, он легко вырвал ее у меня из рук, а потом швырнул в стену. Поверх его плеча я увидела неглубокие грязные следы, оставшиеся на кремовом ковре, и Пэгги, стоявшую с детьми в ярко освещенном холле, который в ночное время казался меньше, чем был на самом деле.
В машине, пока мы ехали, Отец объяснил, что Мать вскрыли. Ребенок занял неправильное положение. Врачам пришлось сделать разрез, чтобы достать его.
Я смотрела на Итана, надеясь, что он все разъяснит мне, но он и сам мало что понимал. Далила расплакалась.
Когда мы подъехали к больнице, я не хотела выходить из машины. Мне представлялось, как Мать лежит на холодном серебристом столе, ее живот распорот и видно, как функционирует каждый ее орган, словно механизмы в циферблате дорогих наручных часов. Из внутренностей выползает младенец, весь скользкий от крови.
На парковке я нащупала руку Итана, ожидая, что он будет смеяться надо мной — в восемь лет он считал себя взрослым для таких жестов. Однако он взял мою руку и сжал ее в ответ.