…Приходилось ли вам ноябрьским промозглым днем, когда ветер кидает в лицо колючий снег вперемешку с землей, отшагать пешком целых двадцать километров? Баязитова прошла их в тот день, добираясь до железнодорожной станции. Ей не было очень уж плохо: она вспоминала сестренок. Перед самой станцией у Баязитовой развалился правый лапоть. Лапти, совсем еще новые, она только вчера купила у пошалы́мского селянина, и теперь Баязитовой было страшно обидно, что правый уже расплелся. Однако быстро темнело, поэтому она вскоре перестала думать о лаптях. Ноябрьский день — он как хлеб, полученный по карточке. Не успеешь начать, смотришь: батюшки, да он уже и кончился…
Вокзал показался ей угрюмым и недобрым. У железной круглой печи, выкрашенной в черный цвет, собралась целая толпа. Кого только тут нет, господи!.. Вон солдат с рукой на перевязи, изо рта у него торчит замусоленная цигарка. Другой, в распахнутой длинной шинели, без шапки, каждую минуту закатывает красные воспаленные глаза и мелко дрожит. Потом его отпустит на время, и он дышит тяжко — отдыхает. Видно, контузия. Слово это, вошедшее в обиход всего-то как года три, знакомо уже любому. Рядом черный, приземистый парень с грязным лицом и запущенными волосами зазывно тасует карты; телогрейка его, в пятнах и подозрительных подтеках, масляно блестит; пальцы у этого корявые, но ловкие, с черными полосками ногтей. Он все время что-то бурчит, часто с его кривящихся губ слетает грязное ругательство. Прислонясь спиной к железной печке, сидит старик с козлиной выцветшей бородой, прижимает к себе тяжелую палку и жует беззубыми деснами какой-то жилистый кусок; жует безостановочно и, по всему видно, очень давно. Баязитова пристроилась там же, у печки, хотя старик жевал противно, капая слюной. Но что делать! Поезда еще не было, а когда будет, про то никому не известно.
Настала ночь. Баязитова проголодалась, ждать становилось невмоготу. Пришел к печке милиционер, громадный, чуть хромой, в полушубке, перетянутом широким ремнем, с кобурой, тяжело стукающей его по заду; потребовал у того, с черными ногтями, документы. Потом что-то сказал и увел его с собой.
Это происшествие отогнало подбирающийся уже вплотную сон — Баязитова испугалась, но смотрела с интересом.
Около полуночи на станцию прибыл наконец тяжелый состав. Гукнул протяжно, лязгнул и замер. Люди — бывалые, тертые — разом поднялись: на товарняке, если сумеешь зацепиться, можно добраться в любой конец. Вышла на перрон и Баязитова: не было еще случая, чтобы товарные составы не останавливались в Агрызе; а ветка тут, кажется, одна.