Его голос утонул в шипении змей, они впились в него зубами. Мальчик запрокинул голову и весь затрясся, затем облизнул губы и сделал шаг вперёд, вытянув руки, его лицо окаменело. Он зарычал на Джонса, оскалившись на него, словно зверь, и Джонс натянул рогатку, готовый выстрелить в любой момент.
Руби встала между ними.
– Томас Гэбриел, не слушай амулет. Не позволяй ему обратить тебя против нас. Ты прав. Мы друзья. Мы Опустошители. Все мы. Я прощаю тебя за то, что ты сделал. Я прощаю тебя, и если мы не сможем разгадать тайну Грейт-Уолсингема и закрыть эту книгу, значит, так тому и быть. Главное, что мы вместе. Все трое.
– Руби, а как же Орден? – спросил Джонс. – Голосование? Ради чего мы сюда приехали…
– Мне всё равно. Моё наследие не важнее человеческой жизни. Иначе я была бы такой же, как все Опустошители, правда? – она посмотрела в глаза Томасу Гэбриелу. – Неважно, закроем мы мир или нет. Сейчас не это главное. Главное, спасти тебя. Ты наш друг.
Что-то щёлкнуло внутри Томаса Гэбриела, когда он глядел Руби в глаза, он поверил, что она говорит правду, что она простила его. И его переполнило невероятное блаженство, он больше не чувствовал себя одиноким. Напротив, впервые в жизни он почувствовал, что его любят, и сразу захотел, чтобы Руби тоже испытала такую радость. Слова амулета о том, чтобы испить кровь его друзей и стать Пустым, он пропустил мимо ушей.
– Я больше никогда не буду Опустошителем, – прошептал он. – Я больше никогда не вернусь в Орден. После того, что я натворил… Но есть другой способ помочь вам.
Он показал на развилку, Руби не спускала с него глаз.
– Но Томас Гэбриел…
– Гебид мэ па бок, – произнёс мальчик. – Гебид мэ па бок.
Он кивнул змейкам.
– Возьмите всё, что от меня осталось, – шепнул он. – Гебид мэ па бок.
Крошечные пасти снова впились в его руку, и он завопил от боли, мощный поток белых искр тут же хлынул из него и вонзился в землю.
Он ощутил вкус собственной крови. Он чувствовал, как жизнь высасывают из его костей, и стал растворяться в воздухе. Он едва слышал крики Руби. Но он понял, что она говорит, по выражению её лица и по тому, как горели её глаза, и Джонс тоже, – он стоял, разинув рот, и его стальной, непреклонный взгляд наконец-то смягчился.
Томас Гэбриел почти весь исчез, а яма в земле росла. Он увидел смутные очертания на самом дне. Что-то поднималось к нему в бледном сиянии. И он улыбнулся – он знал, что это.
Он смотрел, как книга поднялась из ямы, и вдруг понял, что его ноги исчезли, будто кто-то нажал на выключатель. То, что осталось от тела, замерцало и тоже стало таять. Но глядя, как змеи кусают его, он ощутил счастье, какого не знал с тех самых пор, как был ещё бойким, честолюбивым молодым учеником своего мастера.