Старлей, смущённый моим решительным отпором и строгим голосом, в некотором замешательстве приотступил и забормотал про постановления, ограничения, антитеррористическую безопасность и прочий неумный бред, обыкновенно используемый спецслужбами для объяснения своей противоправной деятельности, буде они ею решат заниматься. Однако обстановка быстро накалялась. Я заметил, что в нашу сторону начинают уже поглядывать и остальные ребята в бронежилетах с другой стороны площади.
Нет, разумеется, для меня даже целый батальон ОМОНа не представлял практически никакой угрозы. Но не драться же было с ними! Не мог же я расстрелять десяток правоохранителей! Хотя быстро нарастающая злость уже вызывала в воображении лихие картины истребления придурков в униформе: исчезнуть, достать пистолет и просто пройтись по площади, приставляя оружие к виску каждого дуболома и нажимая на спуск. И в жуткой тишине и пустоте они будут падать направо и налево, как оловянные солдатики, и только кровь и мозги будут брызгать на мокрые тротуары, а потом я появлюсь поверх свалки трупов и весело рассмеюсь над не ведавшими близкой смертельной угрозы идиотами… О, Господи!! Что со мной?! Откуда эти мысли?! Неужели на меня подействовали вроде как несостоявшиеся заклинания Ди, и я обращаюсь в существо Хаоса?! Как он там говорил? «Те, кто готовы услышать зов, выйдут и с весельем примутся убивать друг друга и прочих…» Это что же, выходит, всё-таки раздался зов Тьмы, и я — именно я, Андрей Малинов — был к нему готов? Или просто моя личная злоба и несдержанность так влияют на меня среди всех этих странных обстоятельств? Я застыл в испуге и нерешительности, боясь самого себя, не зная, что предпринять.
К счастью, меня опять спасла девочка-лиса. Хлопнула дверца «форда», и в мизансцене появилась магистр Ордена, директор отдела, золотоволосая, синеглазая, пышногрудая и крутобёдрая Оля Самохина. Её «агентский» плащик словно бы нечаянно распахнулся, явив остолбеневшим служителям порядка низко расстёгнутую и едва ли не лопающуюся на высокой груди белую блузку. Она шагала к нам лёгкой волнистой походкой, сильно выставляя вперёд бёдра и будто ненарочно демонстрируя длинные стройные ножки, обутые в узкие ботиночки на высоком каблуке. Подойдя ближе к полицейским, Ольга нарочито застенчивым, изящным движением наманикюренных пальчиков отвела от лица непослушную прядь волос и одарила аудиторию очаровательной улыбкой.
— Не ссорьтесь, мальчики, — медовым голоском пропела она. — Успокойтесь. Занимайтесь любовью, а не войной… В тихом ласковом сне, мои дорогие. В тихом сне-е-е…, - Самохина чуть наклонила голову и протянула руки в сторону полицейских. С изумлением я наблюдал, как все трое наших оппонентов вдруг одновременно прикрыли глаза. Черты их лиц расслабились и выражали теперь покой и умиротворённость. Они замерли в тех позах, в которых застигло их усыпляющее воздействие директора отдела снов, как в старинной детской игре про «море волнуется раз, море волнуется два».