Зато в самом конце проспекта, неподалеку от городского продовольственного рынка они обнаружили неплохо сохранившийся трехэтажный дом. Фасад его был сильно изуродован, крыша наполовину сгорела, и в стенах третьего этажа зияли в нескольких местах оставленные снарядами проломы, но в окнах красовались новенькие застекленные рамы, и большие двухстворчатые двери центрального входа манили к себе свежестругаными, свежевыкрашенными досками. А главное — никаких часовых на крыльце.
— Ну-ка, Калян, здесь тормозни! — приказал Чопик начинавшему подремывать за рулем водиле. И, выйдя из автобуса, вместе с Саньком вскарабкался вверх по крутым ступенькам. Хрустнули под ногами осколки разбитой вдребезги стеклянной таблички.
— «Бородянский кукольный театр», — разобрал батька на сложенном чьей-то заботливой рукой изрезанном длинными кривыми трещинами мозаичном панно. — Санек, ты театр любишь?
— Чего? — переспросил адъютант, отбросив в сторону окурок и смачно сплюнув на расколотую табличку. — He-а! Я видак больше уважаю. Про воров там, порнушку тоже.
— А я в кукольном в детстве часто бывал! — мечтательно парировал атаман, проходя из темного тесного тамбура в такой же темный, заставленный каким-то строительным мусором вестибюль. — Маманя водила, помню, летом особенно, на «Репку» вот, на «Снежную Королеву», еще чего-то. Потом в школе еще раза два-три с классом ходили. Ничего себе — интересно! С тех пор не бывал — какой, к лешему, театр!
Пройдя вестибюль, приятели попали в раздевалку — в дальнем углу тоскливо серели сдвинутые в кучу голые скелеты облупившихся металлических вешалок. Из раздевалки свернули в мрачный коридор, потом пошли на ощупь по скрипучему обшарпанному полу, перешагивая через разбросанные тут и там груды битого кирпича, дров, мятые ведра, рваные мешки с высыпавшимся песком, заглядывая в попадавшиеся на пути пустые полутемные комнаты. Нигде не было ни души. Только расставленные ровными рядами, застланные шерстяными солдатскими одеялами железные кровати, развешанная на стульях и тумбочках одежда и повисший в воздухе тошнотный кухонный запах указывали на то, что дом этот вовсе не необитаемый и что в нем живут люди. Пройдя коридор, уперлись в широкую ведущую на второй этаж лестницу.
— Тихо! — понизив голос, скомандовал Чопик, сделав шедшему сзади товарищу упреждающий знак рукой. — Слышишь?
В мрачной тишине полутемной лестничной клетки до притаившихся у стены анархистов отчетливо доносились звуки какого-то разговора.
— Ага! — подтвердил Санек, согласно кивнув головой. — Бабы. Двое или трое!