Мой собеседник, кем бы он ни был, отхлебнул холодного чаю:
— Потом я встретил беднягу Кубо и взял его в ученики. Да, я готовил его тело себе на замену. Да, уже тогда я продумал, как добьюсь этого. Да, я знал, что на это уйдут годы — и успех, мягко говоря, неочевиден. Что же, Рэйден-сан, теперь вы можете презирать меня.
— Вы рассказали ему свою историю? — спросил я. — Вашему ученику?
— Да. Слово в слово, так же, как и вам.
— Когда?
— В хижине.
— Зачем?
— Он собирался вспороть себе живот. Он винил себя в том, что искалечил меня. Я хотел его остановить. Внушить ему презрение к себе. Показать, что был ему не столько учителем, сколько негодяем, покусившимся на его мужское тело. Тренированное тело, подготовленное мной же. Исполнившись презрения, он бы покинул хижину и бросил меня умирать. Клянусь, в этом случае я умер бы спокойно. Меня убили бы голод и жажда, а значит, Кубо остался бы невиновен.
— И вместо того, чтобы уйти, оставив вас голоду и жажде…
— Он решил пожертвовать собой. Он сказал, что жить безликим не так уж плохо. В любом случае, это лучше, чем доживать свой век калекой. Что после фуккацу я смогу уйти в горы, стать отшельником и продолжить свои тренировки. Ведь в них смысл моей жизни? «Значит, — сказал он, — вы ничего, в сущности, не потеряете. Разве что общество людей? Так вы никогда особо не нуждались в нём». Я напомнила ему, что безликие утрачивают будущие рождения. «Никто не знает этого доподлинно, — возразил он. — А даже если и так? Вы стоите на пути к совершенству и с моей помощью достигнете его. Я буду счастлив, что моё тело поможет вам стать идеальным воином. Какая разница, что случится потом? В своей будущей жизни я буду молиться, чтобы будда смилостивился над вами». После этого он кинулся на меня с ножом.
— Вы дрались?
— Как могла. Со сломанной спиной я не была ему соперником. Но я не хотела становиться безликой. Когда он убил меня, последним моим чувством был ужас. Когда я воскресла, я три дня смотрелась в воду при каждом удобном случае. Ночами я засыпала, держась за нос или брови. Боялась, что к утру лицо сбежит от меня.
— Он убил вас из милосердия. Так почему же вы сохранили лицо?!
— Не знаю.
Не знаю. Вот что ответил мне Нобуюки Кубо-второй, он же госпожа Йоко, она же Сидзука Юичи, её брат.
4
«Со стражей шутить — себе дороже»
— Следующий!
Я спешился. Ко мне вразвалочку подошёл Икэда, сослуживец отца. Сам отец, как старшина караула, следил за досмотром от дверей дощатой будки, служившей убежищем в плохую погоду. Отец глядел мимо меня, весь суровость и безразличие. Небось распорядился досмотреть сыночка по всей строгости, чтобы не подумали, будто он родне поблажки даёт.