– Ну, давай, давай, топни сюда, джигит, ко мне, ату, ату!.. – говорил он, и по голосу Жора понял, что проводник улыбается, словно чеширский кот. Нож описал последний круг и застыл возле разодранной туфли Ахмета. Совсем близко.
И едва тот пригнулся, чтобы поднять его, Жора с криком бросился вперед. Поздно. А может – рано. Не успел он сделать и шага, как нож снова оказался в руке проводника – и молнией метнулся навстречу. Острый, как хирургический скальпель, стальной нож с лезвием в треть ладони шириной… Правда, Жора, вместо того, чтобы попытаться навалиться на противника или нокаутировать его богатырским ударом, неожиданно взял правее, вцепился в дверь и со всей силы толкнул ее на Ахмета.
Снаружи послышался лязг.
Вкрадчивый хруст костей – словно романовские бабки на скамеечке одновременно разгрызли по подсолнечному семечку.
И протяжный дикий рев, перекрывающий грохот колес.
Жора тяжело дышал и то и дело сглатывал подступающую к горлу слюну. Он видел шевелящиеся пальцы Ахмета, они остались здесь, внутри, раздробленные и передавленные, а сам Ахмет болтается снаружи, удерживаемый всего несколькими сухожилиями. и орет благим матом.
Нож лежал на полу.
Жора отвалился от двери и, мысленно сосчитав: раз-два-три, – потянул ее на себя.
Он видел, как скользнули из щели окровавленные черные пальцы, как тело оторвалось от вагона, перевернулось в воздухе и с брызгами врезалось в металлическую распорку моста. Руки и ноги на какое-то мгновение растопырились в стороны, всплеснулись – и все пропало. Колеса выстукивали свое «туда-туда. туда-туда.», мост с гулом вибрировал под тяжестью состава, на горизонте мелькала отчетливая кардиограмма леса.
Уже почти рассвело.
1.
Он хорошо помнил, что Ахмет закрыл купе на защелку – точно, закрыл. Но теперь оно было отворено. Еще Жора помнил, как Ахмет говорил в тамбуре: «…если твоя девушка вообще когда-нибудь проснется». Точно, говорил.
Купе было открыто. Жора сжал в руке ключ, тот самый – с длинным стержнем и бородкой. Толкнул дверь в сторону.
Леночка лежала на животе, зарывшись лицом в подушку. Первой Жориной мыслью было: задушена. Он даже не сомневался в этом – последние полчаса, проведенные в обществе Ахмета, научили его верить в худшее. Жора приблизился к девушке, тронул ее за плечо. И тут же отпрянул.
Он знал, что кожа должна быть мертвой и холодной, как резиновая игрушка, пролежавшая в остывшей ванне. Или – едва теплой, как чай, забытый за долгим разговором. Или – теплой, просто теплой. Но Леночкино плечо показалось Жоре обжигающе горячим. Он сел рядом на корточки, дотронулся еще раз.