– Нет, – ядовито. – Боюсь тюрьмы.
Пятнадцать с половиной.
Я только что проснулась в холодном поту и сижу на своей кровати. Держусь за шрам у виска и слушаю фантомные крики чаек.
Джесс не единственная дура. Я тоже ждала… Ждала, что он не посмеет проигнорировать юбилей архиепископа. Что им придется поговорить и Джесс, возможно, признает, что была не права. И разрешит нам видеться…
А он не приехал, даже открыточки не прислал.
Внизу работает телевизор. Надев халат, я спускаюсь вниз.
Филипп был в гостиной.
Что-то смотрел по телеку. Детский смех, голоса, смазанная картинка.
– Твои внебрачные выродки? – сладко спросила я.
На день рождения Мартина Джесс ушла на своих ногах. Обратно Фил принес ее на плече, как викинг. И швырнул на кровать. Прямо в мятом платье и брюликах. Одна туфелька слетела с ноги и все еще лежала среди гостиной.
Интересно, сколько на этот раз продлится ее запой?
– Точно! – сказал Филипп. – Мои внебрачные выродки. Взгляни внимательней…
Я подошла чуть ближе.
– …ты буешь пить со мной чай? – спросил детский голос.
– Нет, дорогая. Я буду пить кое-что получше, с кое-кем покрепче, – ответил голос Лизель.
Смазанная картинка обрела знакомые формы. Отцовский дом, маленькая девочка, ее любимая доберманша. И двое мальчиков – черноволосый в кадре, светловолосый за ним.
– Мой старый Ютьюб-канал.
– Я понятия не имела, что у тебя был канал! – сказала я, разразившись счастливым смехом.
Девочка, которой я когда-то была, влюбленным взглядом смотрела на черноволосого. Он ел треугольные сэндвичи, голова Греты лежала на стеклянном столе. Взгляд, устремленный на блюдо с сэндвичами, был полон вожделения, как и мой.
– Штрассенберг‘Штрассе, – улыбнулся Филипп. – Я собирался быть модерновым падре, как дядя Фред…
– Не надо было грешить прямо в семинарии, – я села с ним рядом, подогнув под себя колени.
– Пошла ты!.. – буркнул Филипп. – Ты проверяла мать?
– Поди и проверь, раз надо.
Он скорчил рожу.
– Не загоняйся, – сказала я. – Нельзя иметь все. Ты получил ее деньги, он – вечную любовь.
Фил едко посмотрел на меня, потом на экран, на девочку, которая, встав ногами на пол, целовала в щеку своего Принца и тут же, не заморачиваясь, ударил в больное:
– А почему ты перестала общаться с Ральфом?
Я не моргнула:
– Спроси его самого.
– Я спрашивал, он не знает.
– Ну, хорошо. Если ты так хочешь… Он трахал Джесс.
На миг Филипп дернулся, и я опять ощутила приятное покалывание. Как же сладко – обладать властью причинять любимому боль.
– Я – тоже! – веско, с намеком ответил он.
– Филипп, – нежно-нежно сказала я, краем глаза глядя на девочку, которая уже опять сидела на колене у своего Принца и болтала короткими ножками в смешных розовых кроссовках. – Котик мой, мне давно не пять, и я немного лучше разбираюсь в предмете. Даже у Цезаря секс приятней, чем у тебя… И результативнее, че уж там.