– Он сам, быстрей, двинется. Джесс окончательно помешалась… Вчера она стояла на берегу и орала, требуя, чтобы бог объяснил ей, почему он не дает ей иметь детей. Еще чуть-чуть и ее заберут в психушку.
– Молись, чтобы не забрали.
– С чего вдруг?
– Стоит ей туда лечь, как наш добрый Ангел, пресвятой отец Ральф, тут же станет ее опекуном. К слову, и твоим тоже.
– Что?
– То. Не знаю, как он это устроил, но он устроил. Эта кретинка проболталась мне, когда напилась… Так что будь начеку: уговори ее беседовать с богом дома. Филипп пока что не знает и лучше ему не знать. По крайней мере, пока он не спит с тобой… И вот что, Ви, он сейчас работает, словно проклятый, причем, вхолостую. И он уже понял, что ты не станешь ни шантажировать, ни требовать продолжать… Хорошее время, чтобы начать заботиться.
…Филипп в самом деле работал, как идиот – усердно и абсолютно безрезультатно. Он бегал по кругу, как мельничная лошадь, но скорость, с которой он крутил жернова, нисколько не помогала делу.
Он как раз сидел в кабинете, зарывшись в свои бумаги, когда я привезла ему ужин в пластиковом контейнере. Филипп моргнул, не понимая, откуда я тут взялась. Потом потянул ноздрями.
– Суши, – сказала я, – не пахнет, пока я все еще дорожу тобой.
– Ты ангел. Твоя мать знает, где ты?
– Я бросила записку в бутылку. Надеюсь, она подавится и умрет… Мне нужно поговорить с тобой.
– Говори, – он пересел на диванчик для посетителей, с наслаждением вытянул ноги и открыл коробку с едой. – Я весь – уши.
– Лизель говорит, ты трижды был слишком занят для ее приглашения. Что происходит?
– Что происходит? – он зыркнул на меня, но голод сделал свое черное дело, а я всю душу вложила, когда готовила. Чтобы не отвечать мне, он должен был отказаться от принесенной еды. Филипп был голоден. Победил голод. – Неужто, она не в курсе? – прочавкал он. – Ты разве не помчалась прямиком к ней? С докладом?
Я посмотрела на него, как на идиота.
– Да, я уехала, но лишь потому, что ты злился.
– На ровном месте, – подначил он.
С набитым ртом получилось не очень внятно, но я поняла еще кое-что: все это время Филипп сражался. Не со мной лично, но с моим образом. Аргументировал, сам нападал и атаковал, отвечая на собственные вопросы и выдвигая требования. О, Лиззи! Как ты была права.
Он сам себя накрутил. И если б я не пришла, он бы подпил и поговорил со мной дома. Сам. Сейчас, он по крайней мере, жевал и не мог орать. Дома все могло закончиться хуже.
– Нет, не на ровном, – ровно сказала я, разглаживая край юбки. – Мне было больно, хотелось побыть одной.