— Мама пробовала тебя подкупить?
Поколебавшись секунду, Уэсли кивнул.
— Так я думала. Не родители, а детский сад! Не носи я туда-сюда их цидульки, вообще непонятно, чем бы все кончилось. Теперь мама грозит уехать обратно в Сицилию, и ведь уедет — упрямая, как ослица!
— Почему же отец не написал ее имя на вывеске? — поинтересовался Уэс.
— Наверное, по незнанию. Они долго не могли зачать ребенка, но в конце концов природа расщедрилась на одного — на меня. Вывеска для папы — своего рода вклад в бессмертие. Он так загорелся иметь фамилию в неоновых лучах, что напрочь забыл про маму. А когда она разозлилась, отец не нашел ничего лучше, как разозлиться в ответ.
Уэсли потянулся вернуть стакан, и их пальцы вновь соприкоснулись. С небывалым энтузиазмом он принялся за дело — пила в его руках пела практически не смолкая. Однако пробило пять, а веткам не было конца и края. Работы еще на целый день. Но Уэсли не возражал, затянись обрезка хоть еще на два дня. А лучше на три. Совершенно другим человеком, не чета тому, что взбирался на рассвете на клен, он вернулся в отель, где остановилась бригада (предварительно спрятав приводной канат и обе пилы, циркулярную и двуручную, в сарай синьора Дельпополо — там надежней, чем в грузовике) и напевал не смолкая под душем.
Следующий день под знаком серебристого клена ознаменовался двумя событиями: во-первых, Уэсли взял новую высоту, а во-вторых, назначил свидание Спящей Красавице.
Едва упала последняя ветка, Херб пристально оглядел клен сверху донизу. Для непрофессионала зрелище не самое приятное: крона исчезла, во все стороны торчат голые сучья. Однако для дровосека нет ничего прекраснее дерева, которое так и норовит упасть, стоит лишь сделать насечку и пропилить под нужным углом — и впредь ничто не будет загораживать вывеску.
— Молодец, Уэс. Отличная работа, — повторял Херб. — Осталось убрать в сарай инструмент, выкинуть мусор и по домам. Завтра повалим красотку. Харрис, отнеси графин со стаканами в лавку.
— Давайте я. — Уэсли так засуетился, что едва не сшиб напарника с ног.
— Привет, — улыбнулась из-за прилавка Анжелика.
— Привет. Жаль, сегодня мы не поболтали через окно.
— Весь день проторчала в городе, поэтому мама делала лимонад. Кстати, как на вкус?
— Твой лучше. — Уэсли помолчал, собираясь с духом. — Слушай, у меня есть «понтиак». Старенький, но на ходу. Может… может прокатимся вечерком?
— Жду в восемь.
Вот так, легко и непринужденно. Даже не верится.
Вечер выдался теплый, «понтиак» мчал с открытыми окнами по холмам Томпкинсвилля, взбираясь все выше и выше. Внизу переливалась панорама городских огней в окружении огней соседних городов; темные прожилки магистралей то и дело озарялись вспышками фар. Узкая дорога, петляя среди деревьев и лугов, упиралась прямо в облака. Уэсли припарковался в бледном свете звезд. На ветвях ночи спелым персиком застыла луна.