Как там у Гоголя? Говорит, словно пятки тебе чешет!
– Вы красиво все изложили, – замечаю я, – но забыли о том, что главный мой страх в этом сне – боязнь не проснуться…
– И вот это самое интересное! – восклицает Мефистофель и даже потирает руки от удовольствия. – Разумеется, проще всего именно это трактовать как страх смерти. Ручаюсь, что другие врачи так вам и скажут, да еще и череп сюда пристегнут.
– А что на самом деле?
– Ну, если бы я знал, что на самом деле, я был бы не врачом, а толкователем сновидений. На самом деле никто в мире точно не знает, что именно означают сны. Поэтому мы с вами не сон разбираем, а вас на примере этого сна. Я понятно выражаюсь?
– Более или менее.
– Вот! И если мы говорим о вас, то задам вам тот же вопрос, с которого мы начинали наши сеансы. Вы сами-то хотите проснуться, Иннокентий Платонович? Не во сне, а в жизни? Вы хотите вернуть себе нормальную память? Не отвечайте, я отвечу за вас, если позволите. Вы этого не хотите! Если бы вы хотели, то давно разыскали бы свидетелей вашего прошлого и обо всем их подробно расспросили. В том числе и о том, что произошло с вами в горах. Но вы не хотите этого, потому что ваша избирательная память – это не ваш недостаток, а ваш дар! И этот дар вы боитесь потерять, верно? Вы его хотите вернуть, а не настоящую память о прошлом. Вот когда вы последний раз встречались со своей матерью?
Когда? А в самом деле – когда?
– Не хочу вам льстить, Иннокентий Платонович, но ваша главная проблема не в памяти, а в том, что вы слишком сложный человек. Да-да, не хороший и не плохой, а именно сложный! Скорее даже хороший, чем плохой, но в вашем случае не это важно. Важно другое. Готовы ли вы поступиться своей сложностью ради того, чтобы зажить нормальной, здоровой жизнью? Если – да, то мы будем двигаться в этом направлении. Если – нет, то…
– Что?
– То я ничем не могу помочь. И никто ничем в этом случае не поможет. Только Господь Бог, а Его нет.
Расстаемся совершеннейшими товарищами.
– Когда я смогу снова прийти на ваш сеанс?
– В любое удобное время, только позвоните.