– Гринев, пропускай людей и прикрой, – услышал он.
– Хорошо! – Сержант установил пулемет и залег, пропуская бежавших. Из-за бараков цепью высыпали немцы, поливая очередями из автоматов бегущих людей. Били не целясь, от бедра в гущу живого потока. Десятки, сотни пленных падали под этим огнем.
Гринев немного выждал, чтобы не зацепить своих, и ударил из пулемета по фашистам. Подействовало, несколько фрицев упали навзничь, остальные залегли и переключились на него, еще немного, его бы наверняка кончили. Но у него закончились патроны. Бросив бесполезное железо, сержант стал отползать, а потом вскочил и побежал. До леса, куда он пришел, добрались немногие, однако около двух сотен отчаянных голов ждали старшего, а он почему-то не явился.
– Не вырвался Костя, жаль, понятное дело, такая мясорубка, – сказал Гриневу один из солдат.
– Ты вроде сержантом объявился, принимай команду – уходить надо.
– Да, надо быстро до реки добраться, а там леса да болота…
Сержант Гринев принял командование и повел людей на восток, в сторону границы. Перед рекой нарвались на засаду немцев, их явно ждали. На ту сторону смогли уйти три человека. Гринев и еще двое солдат. Два месяца они догоняли уходивший от них все дальше на восток фронт и, наконец, пробились к своим в районе Смоленска. Гринева в особом отделе допрашивали два дня. Выясняли и уточняли все про плен. На третий день избили до полусмерти и бросили в подвал. Не поверили, что сбежал из плена, кричали, что родину предал, что немцам продался. Он сначала терпел, а потом дал в морду особисту. Потом кровью кашлял. Три дня не трогали, думал, расстреляют. Не расстреляли. Не успели приговор в исполнение привести. Немцы не дали. Гринев слышал звуки боя, долбил в дверь подвала, но безуспешно. Когда подвал открыли и он вышел, его встретил немецкий офицер, хорошо говоривший по-русски.
– Фамилия и звание? – спросил он.
– Сержант Гринев.
– Ну что будем делать, сержант? Тут на тебя приговор трибунала имеется, о расстреле за измену родине. Обжалованию не подлежит, расстрелять тебя не успели, а нам что делать с тобой? Если ты родине изменил, то, значит, на нашей стороне. Но ведь ты ей не изменял? Так ведь?
– Так.
– Значит, ты нам враг и тебя надо к стенке ставить?
– Значит, так…
– Но родине, настоящей твоей родине, России, ты ведь послужить еще можешь.
– Не пойму я, что вам от меня надо? Фашистам я служить не буду, стреляйте…
– А России служить будешь? Как бы там ни было, новой России, без коммунистов, будут нужны честные, смелые солдаты. Я читал твои показания, вот они.