И не исключено, что Ферапонт водил такими тропами беглых ссыльных, желающих сбежать от свежего воздуха и экзотических комаров.
Перед тем как самому пробовать кашу, дядька соблюдал некий ритуал — вытаскивал из мешка армейскую фляжку и основательно прикладывался к горлышку. Закатывал глаза, несколько секунд что-то бормотал, словно молился, а потом убирал фляжку обратно в мешок.
— Я же из истинно верующих буду, — пояснил Ферапонт. — Нам только единую рюмку и можно выпить.
Дядька не уточнял — «едину рюмку» в день или в месяц, но сам прикладывался каждый вечер. Мне, правда, ни разу не предлагал. Наверное, «истинно верующему» нельзя пить из одной посуды с «никонианцем», хотя кашу мы черпали из одного котелка и ничего.
Еще похвастался, что во фляге у него ром, что он выменял на собольи шкурки у заезжих торгованов.
—Дорого брать стали, сволочи! — пожаловался дядька. — Раньше бутылка всего шкурку стоила, а теперь три берут! Если бы в сам Архангельск сходить, можно бы у хасеев по две брать, да идти лень.
Я попытался прикинуть соотношение цен в рублях, но не смог. Не знаю, сколько стоит пушнина и сколько ром. Но при любом раскладе торгованы здорово нагрели руки.
Зато, после глотка рома и ужина, дядька заметно добрел и начинал рассказывать.
— Вон, когда летом-то бои шли, ваши-то, в основном, питерские да московские были, в лес сунутся, а там болото! Они тык-мык, да обратно. Потонул кто-то, а может и нет. Ну, потом наладились проводников брать из местных, со станции, так те дальше околицы не хаживали. Вот теперь бои и ведутся — тык да мык, десять верст сюда, десять туда.
«Околицей» Ферапонт именовал расстояние до двадцати верст от деревни или села, на какое отваживались выходить местные охотники. Для него, поистине лесного жителя, это было так, ерунда.
— Хасеи тоже удумали как-то Обозерскую кругом обойти, — принялся за очередной рассказ Ферапонт. — Ну, это когда она еще у вас была, — пояснил он. — Решили через волость проводника взять. Меня-то не было, может, и взялся бы, врать не хочу, а может нет. Я же большевикам ни сват, ни брат. Вы меня не трогаите, я вас не трону. Ну, коли воюют с вами, нехай воюют. А волостному начальству нашему Фимка Снегирев подвернулся, мужик отчаянный, соболя с детства бить приучен, мы с ним кажый год мерились — кто больше набьет. Мужик, говорю, хороший, но он из «никонианцев», потому выпить-то не дурак. Кто из вашего брата самогонку да водку не пьет, а?
Я только дипломатично пожал плечами. Ну, не говорить же, что сам я не пью? А проводник между тем продолжал: