Дело было так.
Неделю назад шел Ондри Япык от свояка, который живет верстах в четырех от его Нурсолы. Повернул с тропинки на дорогу, что ведет в Токтайсолу, не прошел по ней и ста шагов, как в нос ему ударил тошнотворный запах чего-то незнакомого. Видит Япык, что стоит он на краю льняного поля, а по нему неведомая машина ходит, разбрызгивает что-то розовое, вонючее. «Что за чертовщина? — удивился почтенный старик. — Зачем лён розовой водой поливать, он и так хорош, только прополоть надо — сорняк густо пошел». Шагнул Япык поближе к машине да и нос рукой зажал. В голове молнией пронеслась мысль: «Потравят лён этой вонючей водой, как есть потравят!»
Не помня себя, кинулся Япык к председателю, стоявшему неподалеку от машины, закричал:
— Мозги у вас, что ли, повылазили? Что делаете, а? Зачем лён портите?
— Не портим, Яков Андреич, сорняк уничтожаем, — ответил тот. Машину ведет сам механик, зубы скалит, керемет. Агроном Кузьма тоже тут и еще какой-то незнакомый молодой человек, одетый по-городскому, приезжий, видать. Этот тоже улыбается, а Кузьма стебелек льна покусывает, стало быть, у него не больно-то спокойно на душе.
«С ума сошли, — негодовал Ондри Япык. — Сорную траву ядовитой водой хотят уничтожить. Лён-то… лён-то разве не такая же трава, калтак[25]».
Ондрн Япык бросился к агроному.
— Кузьма, как бога прошу, останови их! Останови, говорю! А то колхозников приведу, милицию вызову!
Механик остановил машину, спрыгнул на землю. Все, кроме агронома, смотрят на Ондри Япыка и хохочут, черти. Если бы мог Япык в этот момент увидеть себя со стороны, пожалуй, тоже не удержался бы от смеха. Низенький, щуплый, с взлохмаченным пучком волос на макушке, с жиденькой расстрепанной бороденкой и свисающими вниз концами усов, он был похож на рассерженного хорька, которого загнали в тупик.
— Смеетесь? — кричал он, бегая с места на место и размахивая руками. — За такое дело под суд надо отдать! Под суд! Вот я сейчас скажу колхозникам…
— Не беспокойся, Яков Андреич, — пытался урезонить старика Харитонов. — Все будет хорошо. Приходи через недельку, сам увидишь.
На другой день, едва взошло солнце, Ондри Япык пришел на лён. Долго стоял на краю поля, как у могилы безвременно скончавшегося близкого человека. Чуть погодя, появился Кузьма Филиппович, стал рядом. Гак и стояли они, не глядя друг на друга, не сказав друг другу ни единого слова. О чем говорить? И так все ясно. Пропал лён. Густой, кудрявый лён. Завяли, поникли зеленые листочки. Поле, что вчера еще радовало глаз, выглядело пышным зеленым лугом, — потемнело. При каждом порыве ветра больные растения чуть колышутся, словно хотят сказать: «Что же вы с нами сделали, ведь мы так радовались солнцу!»