Ах, как она ошиблась в нем! Подумать только, ее, Нелли, променял на примитивную поселковую больницу. «Неллочка, пойми, мое место здесь». Профессорский сын — и такой примитив. Знала бы, ни за что не вышла за него замуж.
Ладно, она молода, неопытна, могла не разглядеть. Но куда смотрела её тетя, которая, как она сама говорит, видит человека насквозь? «Вася твой тихоня, из него веревки вить можно». Попробуй, свей, упрется, как бык, и ни с места.
Всего неделю прожила Нелли в леспромхозе, вернулась в Москву. «Пусть поживет один, соскучится, все равно приедет», — думала она. А чтобы Вася сильнее почувствовал свое одиночество, по совету тети, не ответила ни на одно из его писем. Несколько раз Вася вызывал Москву по телефону, но Нелли не брала трубку, разговаривала с ним опять же тетя.
Так прошло три месяца. Письма от Васи стали приходить реже, и были они суше, короче. Нелли забеспокоилась. Вспомнила молоденькую медсестру, которая страшно робела перед Васей, каждый раз, стоило ему обратиться к ней, опускала глаза и заливалась румянцем. Тетя сказала: «Брось, не такой уж он дурак, чтобы променять тебя на провинциальную медичку. Да и паспорт заштампован. Борис звонил, говорил, что взял билеты. А куда, не помню. Да он скоро сам явится».
В день рождения Нелли Вася прислал телеграмму: «Горячо поздравляю днем рождения, сердцем всегда тобою, скучаю, жду, крепко целую. Твой Вася». Значит, тетя права, медсестра тут ни при чем. Даже на день рождения не соизволил приехать. Поздравил телеграммой…
Все бы ничего, но вскоре после Неллиных именин дядю сняли с работы. Тетя переполошилась, стала раздражительной, нервной, пугалась каждого звонка в передней. Дядя замкнулся в себе, к нему стали приходить какие-то люди. Запрутся в дядином кабинете, поговорят немного и расходятся — тихо, украдкой. Потом никто не стал приходить, по всей квартире разлилась тревожная тишина. Каждая вещь затаилась в ожидании чего-то ужасного. Дошло до того, что дядя с тетей стали таиться даже от Нелли, разговаривали недомолвками, по ночам долго шептались у себя в спальне. В довершение всего куда-то исчез Борис, и Нелли отчаянно скучала.
Как-то вечером тетя позвала Нелли в кабинет дяди.
Небритый, осунувшийся, он сидел в кресле перед электрокамином, зябко кутался в дорогой бухарский халат. Нелли стало жаль его, доброго и такого растерянного, виноватого. она подошла к нему сзади, по давней привычке обняла за плечи, он гладил её руку, но не сказал, как бывало: «Ну что, коза-егоза?»
— Говори, чего тянешь, — недовольно заметила тетя.