Где ты, счастье мое? (Каткова) - страница 7

— Извини, сестренка, я пошутил. Костя в МТС побежал, дело у него там.

— Жаль, — огорчилась Майра.

— Не тужи, увидишь, завтра снова прибежит.

После рюмки вина женщины разрумянились, повеселели. У каждой нашлось что-то такое, о чем надо непременно теперь же поделиться с другой…

Дверь тихонько приоткрылась — показалась голова соседки.

— Ой, накас[1], Качырий приехала! Больно хорошо. А я на кухню шла, слышу, гомонят. Дай, думаю, загляну, уж не беда ли какая приключилась? А они, ишь ты, выпивают. Кабы знала…

— Заходи, тетка Марпа, садись за стол. Товарищем мне будешь, — пригласил Микале. — А то кругом одни трезвенники, даже почеканиться не с кем.

Марпа не из тех, кого надо упрашивать.

— Ладно, ладно, сяду, — затараторила она, подошла к гостье, похлопала её по спине, зачем-то потрогала свисающие почти до талии упругие косы и, наконец, принялась гладить по голове, приговаривая: — Ой-й, такая же пригожая, такая же молодая, ни капельки не постарела… И не старей, все такая же красавица будь. Дай бог тебе доброго здоровья! Я тоже, когда девкой была…

— Кувай[2] тебе водки или кагорчику? — перебил Микале.

Забыв о Качырий и о том времени, когда она тоже девкой была. Марпа проворно уселась за стол, поближе к радушному хозяину.

— Ай, мне хоть что ладно. Налей уж тогда водочки, она кровь разгоняет, душу веселит. Э-э, накас, а вы то зачем рюмки отставляете? Выпей за компанию, Качырий! И ты, Майра, выпей!

— Я больше не буду.

— С меня тоже хватит.

— Водку пить — не снопы вязать, — глубокомысленно изрекла Марпа, лихо опрокинула содержимое рюмки в рот. Потом, смачно прожевав ломтик соленого огурца, тоном заговорщика зашептала хозяину: — Давеча виде — на, механик эмтээсовский от вас выскочил. Ровно ошалел, того и гляди с ног сшибет. Ладно успела отскочить. Ну чисто ослеп парень. С чего бы это, а?

Марпе нет еще и пятидесяти, но выглядит она намного старше. Небольшого роста, вся какая-то высохшая, с лицом, похожим на испеченное яблоко, ходит она, ссутулясь, мелкими, неслышными шажками, цепко подмечая все своими острыми, как буравчики, черными глазами. Свалявшиеся пряди полуседых волос вечно торчат из-под выгоревшего платка, свидетельствуя о том, что Марпа редко берется за гребень. На крошечном личике смешно топорщится тонкий, с горбинкой, нос, чуть нависая над верхней губой. Крылья носа и щеки испещрены багрово-красными прожилками — признак того, что владелица их питает повышенное пристрастие к спиртному.

— Уж не женишок ли сестрицын? — щуря свои глазки-буравчики, продолжает допытываться она.

— Кувай, выпей еще одну, — морщится Микале.