– Ричард, хочу заметить, что ваши работы совершенно уникальны.
Ричард гордо выпрямил спину.
– Да. Я воспринимаю это как пробуждение самых темных и глубоких уголков моей души. Довольно сложно заглянуть так глубоко внутрь себя, и надо сказать, что у меня было много эмоциональных срывов из-за того, что я был таким уязвимым и честным с самим собой, не говоря уже о том, чтобы позволить другим войти в мою душу. Это было очень тяжелое время, но в итоге у меня все получилось.
Грэм фыркнул, и Ричард бросил на него суровый взгляд.
– Разве я сказал что-то смешное?
– Нет, за исключением каждого слова, которое только что слетело с твоих губ, – ответил Грэм.
– Кажется, ты и без меня все знаешь, не так ли? Ну, давай, рассказывай, что ты видишь, когда смотришь на мои работы, – огрызнулся Ричард.
Не делай этого, Ричард. Не буди зверя.
– Поверь, ты не хочешь знать, что я об этом думаю, – сказал Грэм, выпрямляясь во весь рост.
– Нет, давай, просвети нас, потому что меня уже тошнит от такого отношения, – ответил Ричард. – Твой претенциозный тон ничем не обоснован и, откровенно говоря, крайне неуважителен.
– Неуважительный? Претенциозный? – переспросил Грэм, выгибая бровь. О нет. Я заметила, как пульсирует жилка на его шее, и хотя его голос оставался спокойным, он с каждой минутой становился все более раздраженным. – Мы стоим в зале, наполненном скульптурами и изображениями твоего пениса, и, честно говоря, это кажется всего лишь жалкой попыткой неуверенного в себе мужчины компенсировать то, чего ему не хватает. Судя по количеству людей, загнанных сюда для того, чтобы посмотреть на эти мультяшные гиперболизированные гениталии, компенсировать нужно очень многое.
Все присутствующие открыли рты, пораженные словами Грэма. Я смотрела на него широко раскрытыми глазами, а затем дернула его за руку.
– Мы можем отойти на пару слов? – мои слова прозвучали скорее как приказ, чем вежливая просьба.
– Что это было?! – громко прошептала я, неся Тэлон в темную часть музея и идя вслед за Грэмом.
– О чем ты?
– О тебе. Зачем ты устроил все это представление?
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – ответил он.
– Грэм, прекрати! Хотя бы раз в жизни можешь не вести себя так снисходительно?
– Я? Снисходительно? Ты шутишь? Он нарисовал собственные обнаженные портреты и притворяется, будто это искусство, а не банальная хипстерская дрянь, которой не место в музее.
– Он очень талантливый.
– У тебя неверное представление о таланте.
– Я знаю, – резко ответила я. – В конце концов, я прочла все твои книги.
– О, очень умно, Люсиль. Вот это оскорбление, – сказал он, закатывая глаза. – И все же я знаю свои слабые места и вижу изъяны своих произведений, в отличие от твоего так называемого парня. Он-то считает себя лучшим из лучших.