Нарисуй мне дождь (Гавура) - страница 80

Витражи нежным флером отделяют нас, от них. Что может быть прекрасней этой выдумки, придуманной одним из измученных жизнью людей. Теперь, по прошествии лет, я понимаю, что это не была рука Петра Холодного. Хотя тогда, я прежде всего, подумал о нем. В то время я о нем только читал и не видел репродукций его работ. Нетленная красота, запечатленная в каждом из тех свинцовых переплетов, глядела на нас сквозь века. По всей вероятности, это был средневековый Австрийский витраж. Были ли эти раритеты собственностью их семьи или все это было экспроприировано в свое время, я никогда и не узнал.


Глава 11


Первый курс института давался мне тяжело, со скрипом.

Учебная нагрузка была велика. После лекций и практических занятий приходилось много заниматься самостоятельно, свободного времени хронически не хватало. По окончании института, я убедился в том, что полученное образование ничего не стоит без постоянного самообразования по избранной специальности. Нас же, усиленно загружали «знаниями» и «умениями», бо́льшая часть из которых никогда не пригодилась ни в дальнейшей практической деятельности, ни когда-либо в жизни. Мы изучали бесчисленное количество химий: органическую, неорганическую, коллоидную, физколлоидную, биохимию (пальцев на руках и ногах не хватит их пересчитать…), физику, высшую математику и ряд других, не менее важных дисциплин, не имеющих отношения к медицине. Это нагромождение ненужностей, которыми нас пичкали под видом «нужнейших» в практической деятельности врача, не хотело ни помещаться, ни задерживаться в голове.

К подобному информационному шуму относилась и «История КПСС». Этому предмету уделялось первостепенное значение. По всей вероятности, потому что в начале обучения закладывался фундамент наших профессиональных медицинских навыков. Без сомнения, фундамент дело серьезное… Мы усердно заучивали названия, даты проведения и решения партийных съездов, пленумов и конференций, кто на них председательствовал, сколько при этом присутствовало делегатов и массу прочей не менее значительной белиберды. Особенно удручал процесс реферирования, проще говоря, переписывания работ основоположников марксистско-ленинского учения. При оценке успеваемости объем зареферированных (переписанных от руки) первоисточников имел решающее значение.

Как и для любого нормального человека, это занятие было бы совершенно для меня несносным, если бы я не превратил его в игру под названием: «Кто дурнее?» С усердием достойным лучшего применения я выискивал самые бессмысленные цитаты и переписывал их в свой конспект, который именовал не иначе, как «Настольная книга дегенерата». Временами, поднимая себе настроение, я перечитывал его, недоумевая, как здравомыслящим людям можно засорять мозги этой галиматьей. Напрашивался ответ, чем нелепее навязывание идеологии, тем эффективнее оглупление глупостью. Кроме обязательных рефератов, поощрялось заучивание наизусть фрагментов из книг вождя пролетариата. Проговорив их перед экзаменатором, можно было получить гарантированную положительную оценку.