— Я помню все, — ответил он и встретил ее ледяным взглядом, от которого по коже побежали мурашки. — Ты предложила поехать вместе, зная, что я откажусь.
— Почему же ты отказался? Не смог или не захотел?
— И то и другое, — отозвался Каден, посмотрел на нее еще раз, а затем продолжил таким глубоким, полным любви голосом, что Эмму затрясло. Его голос отзывался в каждой клеточке ее тела. — Я должен был остаться, ранчо — это моя жизнь. Я мечтал сделать из него что‑то особенное, и я это сделал. Когда‑то мы вместе об этом мечтали, или ты забыла, как много ночей мы провели, планируя, что мы построим?
— Я помню все. Ты прав, Каден, это была и моя мечта, — сказала она тихо, стараясь дать ему понять, что тогда не притворялась. — Просто так получилось…
— Что, другие мечты перевесили?
— Почему ты не хочешь понять?
Они ходили кругами, предъявляя друг другу одни и те же претензии, лелея те же обиды, что и раньше.
— Ты бросила меня, это единственное, что я знаю.
— И как долго ты собираешься мне это припоминать?
— А как долго ты собираешься здесь торчать?
От неожиданной словесной пощечины Эмма отступила на шаг. Раньше Каден не был таким тяжелым в общении, таким холодным, невыносимым. Неужели он ждет, что она возьмет все грехи мира на себя?
— Ладно. Я ухожу, — сказала она и схватила куртку.
— Уходи. Это у тебя получается лучше всего, — так же холодно пробормотал он.
— Чтоб тебя, Каден, — взорвалась Эмма и отбросила волосы назад. — Ты же сам меня выгоняешь!
— Нет.
Она уронила куртку и уставилась на него.
— Я не понимаю.
Каден скрестил руки на груди и выпрямился. Он стоял, возвышаясь над ней могучей скалой, неприступной, но такой манящей.
— Ты сказала, что приехала поговорить.
— Да.
— Так давай поговорим.
— Как быстро ты изменил свое мнение, — проворчала она, удивляясь внезапной перемене.
— Пока жила в Голливуде, научилась подозревать всех и каждого?
«Да», — подумала она, но, гордо вскинув голову, сказала:
— Нет.
— Пойдем на кухню, если мы все же начнем разговор, то перекусить не помешает. Нам понадобятся силы.
Каден вышел из гостиной и уверенным шагом пошел на кухню. Эмма последовала за ним. У них и раньше случались долгие споры — оба были упрямы как бараны и не желали признавать поражение, их перепалки продолжались часами. В те времена споры заканчивались в постели. На полу, у стены, на траве, в сарае, на сеновале…
Боже, как это было… У Эммы захватило дух от мысли о том, что сегодня может произойти что‑то подобное.
Интересно, помнит ли он? Хочет ли он ее так же сильно, как она его? Может, он и это имел в виду, предложив подкрепиться?