И вновь тишина, на сей раз не такая уютная. Раф скрежетнул ножом по тарелке, Джастин поморщился, Эбби взяла перечницу, тряхнула легонько, стукнула ею по столу.
– В полиции спрашивали, – сказал вдруг Дэниэл, глядя на меня поверх бокала, – вела ли ты дневник, записную книжку или что-то в этом роде. Я решил, что лучше нам ответить “нет”.
Дневник?
– Вот и правильно, – кивнула я. – Еще не хватало, чтобы в моих вещах рылись.
– Они и так рылись, – сказала Эбби. – Прости. Твою комнату обыскали.
– Вот черт! – возмутилась я. – И вы им позволили?
– У нас никто не спрашивал, – сухо ответил Раф.
– А вдруг у меня там любовные письма, или порнуха, или еще что-нибудь личное?
– Это им и было нужно.
– На самом деле они были неподражаемы, – сказал Дэниэл. – Полиция. Похоже, им было все до лампочки, просто отбывали обязанность. Я бы с удовольствием посмотрел на обыск, но не рискнул напрашиваться.
– То, что искали, все равно не нашли, – сказала я с торжеством. – Где он, Дэниэл?
– Представления не имею, – слегка удивился тот. – Думаю, там же, где ты его и хранишь.
И он вновь принялся за стейк.
Ребята убрали посуду, мы с Эбби сидели за столом и молча курили, и молчать с ней вдвоем было приятно. Из гостиной, куда вели большие раздвижные двери, слышны были шаги, тянуло дымком.
– Устроим спокойный вечер? – Эбби глянула на меня сквозь сигаретный дым. – Почитаем, и спать?
После ужина они отдыхали – играли в карты, слушали музыку, разговаривали, потихоньку приводили в порядок дом. Казалось, проще всего почитать.
– Отлично, – поддержала я. – Мне с диссертацией нагонять надо.
– Угомонись, – сказала Эбби с той же кривой усмешкой. – Ты первый день дома, времени у тебя вагон. – И, потушив сигарету, распахнула створчатые двери.
Гостиная оказалась огромной и неожиданно прекрасной. На фото видна была лишь ветхость, а очарование ускользало. Высокий потолок с лепниной по периметру; широкие половицы, нелакированные, кривоватые; жуткие обои в цветочек, местами ободранные, но из-под них проглядывают другие – розово-кремовые в золотую полоску, с тусклым шелковистым блеском. Мебель старинная, разномастная: обшарпанный карточный столик с инкрустацией из розового дерева, выцветшие парчовые кресла, длинный, неудобный на вид диван; полки ломились от книг – потрепанные кожаные переплеты вперемешку с пестрыми бумажными обложками. Люстры не было, лишь горели торшеры да потрескивал огонь в большом камине с кованой решеткой, и от него по углам, затянутым паутиной, метались тени. Словом, хаос – и в этот хаос я влюбилась, едва переступив порог.