– Хорош! – Медведев внимательно посмотрел на меня и с таинственным видом скинул холстину. Под ней обнаружился небольшой ящик. – Алексей, ты у нас пока безоружный?
– Да, – признал я очевидный факт.
Карабин и револьвер были, как и положено, сданы в оружейку в день прибытия. Сейчас мне снова выдали наган, хорошо – самовзвод (попытка всучить унтер-офицерский провалилась) 1912 года выпуска. Видно, что оружие хоть и побитое жизнью, но всё ещё вполне приличное. Правда, после пистолета такой раритет… Изя в таких случаях говорил: «Не кошерно», но выбора не было.
– Тогда владей. – И словно заправский факир он открыл крышку и развернул ко мне ящик.
Внутри лежал новенький карабин незнакомой конструкции.
– Самозарядный? – Уж больно он похож был на творение Фёдорова.
– Эх ты! Это автомат, новейший. Токарев изобрёл, под патрон нагана, – покачал головой Медведев. – Всё, забирай, и чтобы через два дня ты мне смог по нему экзамен сдать.
Автомат мне понравился: без особых сложностей он мог стрелять как очередями, так и одиночными. Для этого нужно было только нажать на нужный спусковой крючок. Особенно порадовало наличие запасного магазина, который хранился в прикладе. Короче, в броневике такая штука гораздо лучше, чем карабин или даже фёдоровский автомат. Экзамен я, естественно, сдал, и теперь с автоматом не расстаюсь. Поначалу мне завидовали, но после первых же стрельб иметь такой агрегат многим расхотелось. Видя, как я, разобрав его, протираю чуть ли не каждую деталь, народ предпочёл старые верные карабины. Хотя всего-то и делов – ухаживай, но лень-матушка всех обуяла. Хотя мне же и спокойней: никто на «капризную игрушку» не претендует.
Наконец пришла пора знакомиться со своими подчинёнными. Дело очень ответственное, ведь у Сарнова один орёлик начал надо мной насмехаться: мол, «разнюнился после первого же боя, как красна девка…» Правда, недолго он гоголем ходил. Броневик, в котором он был, попал под обстрел китайцев и не под привычные уже «мотовки». Похоже, по ним отстрелялась шестидюймовка. Вот тут этот герой живо свой гонор потерял. Это тебе не пулемёт, хотя и он здорово нервирует, когда пули, словно горох, наполняют нутро машины противным звоном. Не привычный уже «максим». Фонтан земли, поднимающийся куда-то ввысь, и звук разрыва заставляют мгновенно покрыться потом и Бога вспомнить. Очередной снаряд дал, можно сказать, накрытие, и несколько осколков пробили броню. Один из них на излёте ему в ляжку впился. Я тогда поинтересовался, как он себя чувствует, а то кто же меня воспитывать будет? И что характерно, экипаж молчал, а у него в глазах страх стоит. Плюнул я и ушёл. Вот так в жизни бывает. Кстати, потом он с неохотой лез в машину, боялся. Ну да ладно, это лирика.