– Подхожу к зеркалу: вполне доброжелательная улыбка и теплый взгляд, но если взглянуть под другим углом, то можно увидеть совсем иную картину – улыбка сменится хищным оскалом, а глаза… Мои зрачки покажутся вам льдинками с острыми краями, а в них вы увидите холод, пробирающий до костей.
– Селиверстова, зачем ты это зачитываешь?
– Вас по-прежнему ничего не смущает?
Рукавица молчал, посматривая на экран телефона. Явный намек на потерю времени, но детектив сделала вид, будто не заметила:
– А здесь я выписала улики, найденные в его квартире, а также моменты, которые по неясным причинам не были учтены следствием.
– Селиверстова, нарываешься.
– Лишь пытаюсь объяснить вам, почему я не считаю Петрова преступником, – и тут же поправилась, – главным преступником. Безусловно, он имеет отношение к смертям, но…
– Но у меня полно работы, – прервал ее Рукавица, – поэтому предлагаю тебе не выискивать сложности там, где их нет и вернуться к личной практике.
– Владимир Андреевич, я уйду, но эти бумаги оставлю вам и, пожалуйста, подумайте, кому мог принадлежать черный волос, найденный рядом с третьей жертвой?
– Селиверстова, ты много на себя берешь, – мужчина приподнялся, опираясь кулаками на стол. Голос звучал не угрожающе – устало, и все же Александра не стала испытывать терпения руководителя отдела и направилась к двери. Но не успела она взяться за ручку, как Рукавица громко добавил:
– Единственное в этом деле, не оставляющее ни малейших сомнений заключается в том, что Петров – шизофреник. Ты услышала, Селиверстова? Он болен.
Детектив кивнула и вышла из кабинета.
Едкое разочарование было заедено приторно-сладким треугольником трюфельного торта под названием «Незабудка» – названием, таким же нелепым, как и вкус самого торта с непонятно зачем затесавшимся зефиром, беконом и гранатовыми зернами между слоями. Таким же нелепым, как и это утро, начавшееся с рассматривания женского силуэта, составленного из многочисленных разноцветных записей и приколотых прямо на обои напротив кровати, от чего Соколов приходил в бешенство, а Селиверстова только ухмылялась, ясно давая понять: он находится на ее территории и должен жить по ее законам.
Сейчас она сидела в одном из ближайших к дому кафе и пыталась понять подсказки, тихим голосом нашептываемые интуицией, но пока ничего путного не выходило и даже торт не радовал, но Селиверстова не сдавалась. Правильная мысль витала где-то в воздухе, совсем рядом, стоило лишь посмотреть на все иначе. Отложив, самый неудачный десерт, который ей только доводилось пробовать и, прислушиваясь к взбрыкнувшему организму, она на всякий случай сделала дыхательную гимнастику, опустошила целый стакан воды и пообещала впредь носить с собой хотя бы «Эспумизан». Затем уже в который раз вернулась к рассуждениям.