Поэтому все улицы, ведущие к этому злачному месту, заранее воспринимались Зиной как нечто негативное, страшное.
Но в этот день, медленно двигаясь по улице Красной армии к Чкалова, бывшей Большой Арнаутской, наблюдая, как редко появляющееся в небе солнце золотит крыши старых домов, Зина испытывала небывалый прилив сил и думала о том, что бывают на свете места и похуже. И что не все так уж плохо, если старинные особняки из желтых камней вдруг понравились ей... А значит, еще можно жить...
Наверное, дело все же было в солнце. Когда Зина вышла из университета, улицы изменились до неузнаваемости, окунувшись в искрящийся белый лебяжий пух. И сквозь этот пух, сквозь эту тонкую, пушистую вату до земли, до самого ее дна пробивались прочные золотые нити, связав собою и то, что находилось на поверхности земли, и то, что уходило в глубь ее. И это сияние сразу же отразилось во всем — в хмурых лицах спешащих прохожих, в булыжниках мостовой, в ослепительном калейдоскопе трамваев и машин, в стеклянных витринах магазинов, во всем, что было прежде невзрачным и серым в этом мире, словно придавленным невидимым грузом.
Зина наслаждалась этим солнцем, появившемся в городе впервые за много дней, этим теплым весенним воздухом. А главное — новым смыслом своей жизни, внезапно засверкавшей другими красками потому, что эта жизнь повернулась другой гранью. И, значит, не все было потеряно, значит, не всегда бывает плохо...
И впервые за столько времени Зина без предубеждения восприняла район Привоза. Ей даже показалось, что здесь вполне можно жить.
Нужный ей дом находился почти на углу улиц Красной армии и Чкалова. Она вошла в тесноватый, застроенный многочисленными пристройками двор. В этот час он был безлюден. Крестовская увидела слева парадную, возле которой была прибита табличка с номерами квартир. Нужная ей находилась как раз здесь.
Зина отворила пружинистую дверь, с которой давно слезла краска, и поднялась по хрупкой скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Она была такой шаткой, что прямо ходила ходуном под ее ногами. Даже идти по ней было страшно, но это было неотъемлемой особенностью всех одесских домов — в них все казалось невероятно хрупким, шатким, старым и сломанным, а на самом деле могло стоять веками.
Поднявшись по лестнице, Зина оказалась на длинной деревянной веранде, на которую выходили двери квартир. Несмотря на всю свою показную хрупкость, веранда выглядела необычайно живописно. Крестовской вдруг подумалось, что ни в одном городе мира домов с такими деревянными верандами просто нет. Это был непередаваемый одесский колорит. Им были заполнены тесные дворики старого города. И жизнь в этих двориках казалась разноцветным калейдоскопом из стекла, в котором просто невозможно было уследить, когда заканчивалась одна и начиналась вторая грань.