— Где ты подцепила такое сокровище? — с досадой спросил я.
— В библиотечном, — невесело усмехнулась Настя. — На нашем курсе четверо мальчишек было, остальные девчонки — девятнадцать юбок. В него были влюблены все: высокий, глаза, как мокрая черемуха, модно одевался. А главное — говорил как! Что ни выражение, заноси в записную книжку. Мы, дурочки, вообразили: вот будущий общественный деятель. Пройти жизнь рядом с ним — счастье.
— Да-а! — неизвестно для чего вздохнул я, раздражаясь все сильнее.
— Вот тебе и «да», — отозвалась Настя. — Как-то он внушал мне свои принципы. На первом месте в этих принципах — хорошо отутюженный костюм и аккуратно повязанный галстук.
— А люди?
— А люди — рабочий материал.
— Сволочь! — сказал я.
Настя мотнула головой, как при сильном приступе зубной боли.
— Сама я во всем виновата, — с ожесточением пробормотала она. — Дура стоеросовая… Я себя такой испохабленной чувствую. Каждый вечер нагреваю воды, залезаю в ванну… Не помогает. Как мне хочется содрать с себя кожу!..
Она наклонилась, пошарила и подбросила еще щепок. Готовая сомкнуться темнота отступила.
— А знаешь, когда я поняла, что жить так, как я жила, нельзя? — спросила Настя.
Я тут же догадался — когда. В тот день, когда она встретила Дину в книжном магазине на улице Ленина.
— Я встретила одну девочку из нашего города, — словно повторяя ход моей мысли, продолжила Настя. — Она спортсменка. И я увидела себя ее глазами. Боже мой — как мне сделалось стыдно-о!.. Я увидела жалкое существо, потерявшее свое человеческое достоинство, но старательно скрывающее это… Видел бы ты, как брезгливо исказилось ее лицо… Прямо из магазина я отправилась на железнодорожный вокзал, купила билет, послала кольцо с драгоценным камнем бандеролью и уехала… Себя я в себе не видела. Человека в себе не рассмотрела. Вот те, кто на виду, те и люди, и общественные деятели. А они часто спекулянты от какой-нибудь идеи. Откуда это в нас? Кто сделал нам такую прививку? А о н и это четко почувствовали. И уж выжали все, что возможно, да малость просчитались. Я этого высокоидейного Эдика до конца своих дней не забуду. У-х, мразь!.. Человека, Коленька, в себе беречь надо. Не убережешь, забудешь и пропадешь. Да еще тебе и помогут, и часто под видом самой сердечной помощи. Нельзя свое на другого перекладывать, твое за тебя никто не сделает… Слушай?.. Нет… ладно… Пойдем?..
Она вела себя странно: будто хотела попросить о чем-то и не решалась. Из теплого света костра мы окунулись в холодную темноту. От складов и пакгаузов несло запахами дегтя, высушенных сетей и водорослей.