Двум матросам с «Каллиопы» доверили разнести пассажирам еду. Файрли пригласил майора, Тафнелла и Шарпа поужинать в своей каюте. На ужин подали месиво из овсянки с кусочками солонины и сушеной рыбы, однако Файрли заявил, что это лучшее пиршество за все время плавания. Заметив недовольство жены, он добавил:
— В молодости мы едали и похуже, матушка.
— Когда мы поженились, я сама готовила тебе еду! — возмутилась она.
— Думаешь, я забыл? — И Файрли с довольным видом зачерпнул полную ложку овсянки.
Стемнело, но никто не запрещал пассажирам зажигать фонари. Файрли выставил в кормовое окно все лампы, которые смог найти:
— Если где-нибудь поблизости есть британское судно, они нас заметят.
— Я могу развесить фонари в окнах баронской каюты, — предложил Шарп.
— Здорово придумано! — воскликнул Файрли.
— Думаю, вы можете там и остаться, — сказал Далтон, — у меня есть еще одно одеяло.
— Мы дадим вам и одеяло, и простыни, — сказал Файрли. Его жена открыла дорожный сундук, а торговец принес два фонаря из коридора. — Есть трутница?
— Да, сэр.
— По крайней мере, поживете пару дней в человеческих условиях. Бог знает что ждет нас на Маврикии. Французские вши и блохи. Как-то мне довелось переночевать в Кале, и уверяю вас, грязнее комнаты я не видел в жизни! Помнишь, матушка? Ты еще неделю после этого мучилась запором.
— Генри! — укоризненно воскликнула миссис Файрли.
Захватив постельные принадлежности, Шарп поднялся в баронскую каюту. Там он зажег фонари, выставил их в окно, выходившее на корму, и приготовил себе постель. Скрипели штуртросы. Шарп с силой надавил на разбухшую от сырости оконную раму и отворил окно. Тонкий серп луны серебрил края облаков, но нигде не было видно и следа другого судна. На корме смеялись французы. Шарп снял мундир, отстегнул саблю. Он был слишком напряжен, чтобы заснуть, поэтому просто лежал на кровати, уставившись в крашеный потолок, и думал о Грейс, от которой его отделяла тонкая переборка. Как дать ей знать, что эту ночь они могли бы провести вместе в роскоши баронской каюты?
За стеной послышался шум. Шарп соскользнул с кровати и припал ухом к переборке. Мужские голоса спорили по-французски. Голос лорда Уильяма звучал раздраженно. Наверняка его светлость жалуется на отвратительный ужин. Шарп улыбнулся. Он вернулся на кровать, и тут лорд Уильям по-собачьи взвизгнул. Шарп вскочил на ноги. Наступило молчание. Шарп снова припал к переборке, и снова незнакомый голос настойчиво повторял по-французски какое-то слово. Голос лорда Уильяма прервался, его светлость издал какое-то странное хрюканье — словно получил удар ногой в живот.