Волк… Предок рода. Тот, чья кровь обновляет род. Жаром плеснуло по венам, тяжёлая волна ударила в голову и под чрево. Салкон рванула алую рубаху, добираясь до кожи, до белой груди, в которую можно впиться ногтями, зубами. Она сама превратилась в волчицу, она стонала, выла, подставлялась, широко раскинув ноги, приподняв зад. Трещотки гремели в лад движениям. Она громко закричала, когда волк вошёл в неё, плотно обхватила его ногами, вокруг свистело, грохотало, волчья морда нависала над самым лицом, по ногам текло липкое и горячее, во чреве было жарко, пусто, жадно, снова и снова она дёргала на себя тяжёлое тело мужа-волка и сама подавалась вперёд, стремясь заполнить им лоно. Он брал её длинными медленными ударами, почти выходя из неё и плотно входя на всю длину уда, и она кричала на каждом ударе, и перед глазами мелькала и впивалась в податливое дерево разящая сталь копья, ещё, и ещё, и ещё, и ещё…
Влага заливала глаза, лицо, тело, Салкон словно плыла по реке, медленно приходя в себя. Владимир, в рваной и мокрой насквозь рубахе, стоял рядом на коленях, осторожно тёр ей щёки, ласковыми округлыми движениями. Салкон приподнялась, и он подхватил её под плечи, помогая сесть. Она оглянулась вокруг.
Тёплый весенний ливень затопил поляну, шипели гаснущие костры, небо над кромкой леса было серым, в рассветной полутьме кружились танцующие тени с воздетыми к низким тучам руками, выкрикивали что-то непонятное. Волчья шкура с оскаленной мордой лежала рядом, по светлому полотну дождевая вода размывала бурые пятна. Салкон поднялась, цепляясь за мужа, провела ладонью по бедру — плахты не было. Она стояла в одной мокрой, облепившей тело рубахе. Вдруг поняла, вспомнила всё, вскрикнула, Владимир крепче прижал её к себе и заглянул в лицо:
— Слышишь? — за шорохом дождя никак не разобрать было, а может, зелье ещё шумело в ушах. Он начал повторять, касаясь губами её уха:
— Княгине Свободе честь да слава! Пахать да катать! — она кивнула, не понимая, сделала шаг и споткнулась, ноги не держали. Владимир подхватил её на руки и понёс к краю поляны.
Всеслава шагнула навстречу, набросила на них обоих длинный меховой плащ:
— Скорее в возок, не застудилась бы. Дождь как сразу хлынул. Приняли тебя наши боги. И люди приняли, настоящей княгиней стала. — Салкон крепче прижалась к Владимиру, спрятала лицо в мягком собольем мехе, зажмурилась. Её трясло. Под веками плясали красные сполохи, волчьи морды скалились с серебряных блях, старый Горазд кричал: «Катать, катать по зелёной паполоме! Русалий узор! Одолень-трава!»