Катя остановилась за спиной мальчика, который опять стоял у синей решетки и смотрел за забор, не замечая ничего и никого вокруг. Школьный рюкзак он бросил на дорожку. Катя подобрала его, отряхнула. Митя не пошевелился. Вздохнув, Катя тронула его за плечо.
— Уходи.
— Надо поговорить, мелкий.
— Я не твой брат.
— Знаю.
Он не выдержал и обернулся. Катя пожала плечами:
— Знаю. Но всё равно надо поговорить.
— Зачем?
— Мы скоро переедем в другой район, — сложнее всего было начать, дальше стало легче. — Подальше от этого. Родители хотят поскорей всё забыть. Ты хочешь поехать с нами или вернуться?
Он долго молчал, затем подошёл и потрогал решётку забора. Сварщик поработал на совесть: дыр больше не осталось.
— Я… не знаю точно. Здесь много плохого и непонятного, но хорошее тоже есть.
— А ты знаешь, где Митя?
Он беспомощно покачал головой:
— Ушёл, наверное. Или в тумане заблудился.
— А вы с ним можете… Как-нибудь обратно, а? — у Кати заколотилось сердце от надежды, что ещё можно всё исправить.
— Нет, проход закрыт.
— Можно перелезть.
— Другой проход, — он выразительно посмотрел на Катю и покрутил пальцем у виска, — соображать надо.
— Жаль.
Мимо прошла пожилая женщина с сумкой. Он проводил её взглядом, забрал у Кати рюкзак и медленно пошёл вдоль забора.
— Знаешь, пока я там был, в тумане, я больше всего хотел выйти домой, но только на год назад. Чтобы прийти, а мама дома, сидит в гостиной, чай пьёт, смеётся. Чтобы всё было как раньше. Чтобы она была живая, а у меня не было младшей сестры. Кому нужны сёстры? Я всё шёл, шёл, а потом услышал, как ты кричишь. Мне показалось, что это меня зовут, и я пошёл на голос. Вышел, а там… Ну я просто сел и стал смотреть, как они едут. Здорово было. Я уже хотел обратно, но туман развеялся. А потом я увидел её. Я подумал, что всё правильно — это моя мама, она живая, я её нашел, а то, что всё странное — так это ничего, так и должно быть, ведь она же умерла сначала, да? А может, и я умер, и мы с ней в раю, правильно? Только папа не умирал, а у меня нет старшей сестры. Младшая есть, совсем ещё… мелкая.
Катя приобняла его за плечо, притянула к себе. Какое-то время они так и стояли, у самого конца двух заборов. Впереди был только узкий проход к «народной стройке».
— Понимаешь… — это был второй трудный вопрос, — если и ты пропадёшь, маме будет совсем плохо. Она ведь думает, что ты — Митя. Не знаешь, я смогу туда попасть? Может, найду его, а?
— У тебя больше метки нет.
— Метки?
— Колючка, помнишь? Я думаю, что это и была метка. Туда тебя больше не пустят.
Он помолчал ещё немного и добавил: