Наглец Гутиэррес не желал пускать их в дом. Карл спорил с ним на языке, который, повернись судьба иначе, мог бы оказаться Карлу родным. С трудом давил в себе ярость, грозившую выплеснуться наружу.
— Ваш соберано умирать будет, вы не узнаете, — сказал, наконец, Карл сквозь зубы. — Беспокоить он не велел!
Он собирался уже развернуть коня, когда Гутиэррес вдруг схватил того под уздцы.
— Дор Карло, простите старика. Пойдемте.
В особняке царила та же тишина. Свиту проводили в Зимнюю гостиную, а самого Карла Гутиэррес взялся отвести к соберано — словно чужака, впервые переступившего здешний порог. Впрочем, коридоры, по которым они шли, показались Карлу совершенно незнакомыми. Последний раз в этом доме Карл бывал еще в детстве. Герцог Алва не устраивал балов и приемов, на которых уместно было бы королевское присутствие.
Наконец, Гутиэррес остановился перед закрытой дверью, словно предлагая Карлу самому ее открыть. Карл стиснул зубы, толкнул дверь и вошел.
Он тотчас понял, что и впрямь никогда здесь не бывал раньше: его привели не в кабинет владельца дома, а в его спальню. Все мысли о том, что независимость кэналлийцев сродни бунту против королевской власти, и что однажды придется с нею покончить, испарились в тот миг, когда Карл увидел измученное белое лицо человека, лежавшего на кровати.
Воскресли детские воспоминания и детские же страхи. В первые годы своего регентства Рокэ Алва тяжело болел, и маленькие Оллары, потеряв отца и мать, боялись, что вскоре лишатся и другого своего отца.
Но последние годы Алва был здоров. Что с ним случилось? Ранен, или снова вернулась та странная, изнуряющая его хворь, от которой не имелось лекарств? Карл сел на край кровати, но взять Алву за руку не решился. Взгляд, встретивший его, был холоден, и холоден был голос, произнесший:
— Ваше Величество, не стоило вам утруждаться личным визитом. Если король так запросто навещает своего подданного, это привлекает слишком много внимания.
— Даже если этот подданный считается отцом короля?
В усталых синих глазах не было и тени тепла.
— Если б я был вашим отцом…
— То воспитывали бы меня намного жестче? — сказал Карл. — Я слышал кое-что о методах вашего собственного родителя. Что и говорить, результат у него получился отменный. Своими успехами в воспитании вы, вероятно, не столь довольны.
Слабая усмешка скривила бескровные губы:
— Не стоит верить всему, что говорят. Мой отец вовсе не был жесток.
— Зато вы — да. Впрочем, я вам не сын, вы сами об этом сказали.
В этой полутемной комнате, сидя у постели своего не-отца, Карл чувствовал лишь, как одиночество, воцарившееся вокруг него в последний месяц, укрепляет свои границы — никто не пройдет через них, да никто и не станет пытаться. Неужели это и есть удел королей? Никому не верить, ни от кого не ждать искреннего участия в своей судьбе?