Хотелось осмотреться внимательнее, но из гостиной уже доносилось недовольное кряхтение, а препираться сейчас было слишком опасно. Нужно было как следует подумать на счет того, что Байрон скрывал на сей раз.
Когда Док уже выходил, ему попалась на глаза лежащие на крышке бельевой корзины телефонная трубка, блокнот и погрызенный карандаш. Нехитрые манипуляции быстро помогли выяснить, что последним, кому звонили, был некий Колин Дарси — так, кажется, звали редактора Байрона. И учитывая, что вечером Митос разговаривал с Джо, Байрон звонил редактору среди ночи. С записью в блокноте все было сложнее и проще одновременно.
Ты добр — в том твой небесный грех
Иль преступленье: ты хотел
Несчастьям положить предел,
Чтоб разум осчастливил всех!
Митос смотрел на строки на бумаге, прекрасно узнавая их — и не узнавая в то же время. Вилла Диодати. 1816. Счастье, безумие. И эти строки. То криком, то шепотом. Но теперь-то к чему? Нет, Байрон любил «Прометея». Но к чему ему взбрело в голову переписывать строки сейчас? В голову лезли воспоминания о днях куда более ранних, чем их приключения с Клер и супругами Шелли.
Ретроспектива, год 1815
Он возвращался в Лондон, словно против собственной воли. Наверное, он рехнулся. Спятил. Наверное, воздействие опия на разум, на пусть даже и бессмертный мозг, было сильнее, чем считала медицина. Но как бы там не было, он возвращался.
«Достопочт. Д-ру Адамсу.
Мой дорогой друг, брак, а вместе с ним и моя судьба трещат по швам. Моему телу и разуму нужен лекарь, а не та шайка шарлатанов, которыми я окружен. Возвращайтесь в Лондон, доктор Адамс. Молю вас и заклинаю.
Неизменно ваш покорный слуга Байрон.
P.S. Десятого числа сего месяца родилась моя первая законная дочь — Августа Ада. Я был бы счастлив, не будь раздавлен».
Лишь в отдельных словах он узнавал того, кого уже успел назвать другом. И от кого бежал, как от чумы. От невольной ассоциации его передернуло.
Перед отъездом из Ковентри Бенджамин успел навести кое-какие справки, и если им можно было верить, то лорд Байрон преувеличивал свое печальное положение. Да, ходили слухи, что приключился ряд серьезных финансовых затруднений, а также некие проблемы со здоровьем, ничего конкретного о которых известно не было. О его семейных делах известий и того меньше, что естественно, учитывая недавнее положение леди Байрон.
На этом этапе желание отказаться от поездки было сильнее всего, но что-то иррациональное, совершенно безумное заставляло верить словам поэта куда сильнее, чем добытой информации.
Митос встретил его в парке, появляться на Пикадилли раньше времени не было никакого желания.