Жениться жених не торопился. «Молодые» обитали на съёмной квартире, за которую платили пополам. Недорого, потому что далеко от Москвы. Наташа хотела учиться, Валерка резонно возражал: «А жить мы на что будем?» и предлагал поискать работу, где больше платят, и не маяться маятой.
Маятой он называл её тоску по музыке, книгам, спектаклям, концертам, то есть – жизнь. Жизни не было, работы тоже не было (пришлось мыть подъезды и подметать дворы), а книги она брала в библиотеке, но читать их было некогда. Выходные мало отличались от будней: муж валялся на диване с банкой пива и пультом, телевизор орал, в стенку настойчиво стучали, Валерка приглушал звук, чтобы через пять минут включить снова.
«Что у вас телевизор весь день орёт? Житья нет от вас. Сказала бы своему» – жаловались соседи, и это «своему» примиряло Наташу с действительностью.
В Москву она приезжала нечасто. Валерка в такие дни отправлялся к своим – к матери и старшей сестре, жившим в том же Струнино и за два года ни разу их не навестившим. Обиделись на Наташу: московскую квартиру матери оставила.
Мама всплескивала руками, тащила дочь на кухню и кормила макаронами. В Струнино макароны невкусные, серые, а мамины – тают на языке. Она отвыкла от московских макарон и от московской жизни, поняла Наташа.
– Тебе сахарком посыпать или с соусом поешь? – спрашивала мама. «Всё экономит» – с неприязнью думала Наташа. Они с Валеркой ели макароны с тушёнкой.
– Ма, а пианино ты в другую комнату переставила? Как ты его двигала, оно ж тяжеленное!
– Продала. За квартиру я одна плачу, ты не помогаешь. Да за свет сколько плачу. Ты бы мне денежек дала.
Денег у Наташи не было, все уходили на квартиру и на питание. И на пиво Валерке. Мать не обижалась и винила во всём отца: «Сам как сыр в масле катается, а у меня супчик на водичке, угостить нечем. Ты бы батареи мне покрасила, краска старая под ванной, может, сгодится».
«Супчик на водичке» мирно уживался с новыми стеклопакетами и итальянской мебелью, но Наташа ничего не сказала, молча полезла под ванну…
От краски, щедро разбавленной уайт-спиритом, её мутило, и купленный в подарок торт, с которым они пили чай, пах краской, и чай тоже пах. Кухня была тёплая, чистая, уютная, телевизор «Самсунг», на окне турецкая органза. Наташа мечтала купить такую, и телевизор новый (у них с Валеркой старенький, хозяйкин). Но никак не могла собрать деньги, хотя работала на трёх участках, и Валерка работал.
В Струнино она приехала с одной лишь мыслью: лечь и закрыть глаза. Муж взглянул на неё и без слова приглушил звук в телевизоре. «Наташ, ты чего такая? Может, чаю согреть? Я тебя ждал-ждал… Сосиски сварю, будешь? А с чем будешь?»