Алексей сел на стул и посмотрел по сторонам.
— Ты не волнуйся, — сказал он тихо, — я больше никогда не заговорю… Ну, о твоем отце. Я понимаю.
Петя будто не слышал. Только сердито завертел шеей. Щелкнул по носу картонного клоуна на елке.
— Я не прошу у тебя извинения, — продолжал Алексей, — потому что мы квиты. Но виноват был я. Никто меня за язык не дергал.
— Слушай, хватит выяснять отношения! И так все ясно!
— Нет, не все. Я хочу знать, правду ты тогда сказал об Оле Макуниной или соврал мне назло?
Алексей спросил спокойно, твердо, как будто заранее мысленно обдумал весь разговор.
Влахов рванул воротник рубашки рукой: отлетевшая верхняя пуговица покатилась под диван.
Какого черта?!. Как сговорились! Всем подавай душевные излияния. А если он не способен, если для него — острый нож, когда без спросу заглядывают в середку? Человек не для того сделан, чтобы разводить слюни.
— Не приставай. За что купил, за то продал. Я не видел. И того чувака не знаю.
— Кто тебе сказал?
— Чеши вальсом! Устраивай свои дела сам. Я тебе не помощник.
— Чего это вы… распаренные какие-то? — подозрительно оглядела их вошедшая Марико. — Здравствуй, Алеша. С наступающим…
— Здравствуй. И тебя тоже, — он встал и смущенно пожал ее мягкую теплую ладошку.
— Сногсшибательно! — с нескрываемым восхищением уставился на нее Влахов.
Марико потрудилась на славу. Волосы уложены высокой короной, в которой поблескивала заколка с красным камешком, платье из темно-вишневого велюра — модное, с отрезной талией, обшитое по воротнику и манжетам бисерным позументом, на ногах — бордовые лакированные туфли на остром длинном каблуке и с перепонками на подъеме, заветная мечта всех девчонок.
— Нравится? — она качнулась на каблуках.
— Высший класс, — голос у Пети померк. — Кого угодно можешь охмурить…
Впорхнули Рита и Зарият, тоже нарядные, в новых платьях, немножко чопорные от этого.
— Виталька, как всегда, опаздывает, — посмотрев на часы, сказала Рита.
— Придет.
— Потанцуем? — Марико включила магнитофон. — Дамы приглашают кавалеров… — и сделала шутливый книксен перед Алексеем.
— Я ведь не умею.
— Ничего. Доброе старое танго.
Молодость тем и хороша, что умеет жить настоящим. Прошлого пока нет, будущее скрыто туманной дымкой где-то за дальней далью и не вызывает ни забот, ни тревоги; жизнь едва начата, а когда впереди много, человек щедр и быстро забывает плохое.
Все куда-то ушло, растаяло в цветных елочных огоньках, в возбуждающей музыке танца, в черных мерцающих глазах Марико, в улыбке, блуждавшей на ее губах, когда она мягко исправляла его ошибки, то слегка придерживая Алексея и касаясь его левым плечом, то поворачивая, чтобы не столкнуться с Зарият и Петей, которые кружились рядом.