Ларионов посмотрел на него с уважением. Почти полгода они знакомы, и Евгении Константинович считал, что все знает об этом скромном приятном человеке, а тут — новая деталь: толстый, неуклюжий на вид физик ходил когда-то в немецкий тыл «за языком», был, наверное, храбрым солдатом. И мало кому теперь известно об этом.
Они вышли на шоссе и зашагали к остановке.
— Лида не пошла с нами. Рассердилась.
— Она, в сущности, неплохой человек, — сказал физик. — Но бесхарактерный. Задавила ее наша мадам. Кстати, Макунина, по-моему, готовит против вас что-то. Я вчера зашел к Семен Семенычу — она там сидела. Уловил последнюю ее фразу: не могу, мол, согласиться, Семен Семенович, — методика его уроков представляется мне совершенно несостоятельной — вечно неоправданные отступления от программы. Меня увидела и осеклась. И Варнаков стушевался. Явно речь шла о вас. Она ведь знает, что мы дружны.
— Пусть ее, — махнул рукой Евгений Константинович. — Мне важно, чтобы ребята меня понимали… Хотя…
— Что «хотя»?
— Мы оба с вами коммунисты, Сафар Бекиевич. Обстановка в школе сложилась ненормальная. Мне, например, все труднее с ней мириться. А идти на открытое столкновение — скажут: личные счеты с Макуниной.
— Пусть говорят!.. — горячо возразил физик. — В конце концов главное — дело. Да вы и не один. Прошлый педсовет показал: все недовольны. Придется завести серьезный разговор на партсобрании.
— Пока Эмилия Львовна — секретарь, вряд ли получится откровенный разговор.
— Получится, — убежденно сказал Сафар Бекиевич. — Я, знаете, осмелел. Раньше терпел. Что, думаю, один мой голос — вопиющий в пустыне, или как это говорят?
— Глас вопиющего в пустыне.
— Ну, да. А на поверку оказалось — у нас с вами не так мало единомышленников. И Лида, и Варнаков — им бы только немного самолюбия. И Нахушев.
— Математик?
— Да. А что? Молодость не помеха. Стесняется он пока, но судит обо всем правильно. И другие найдутся. А порядок в школе навести действительно следует. Снаружи вроде бы все благополучно, а внутри — черт те что…
— В чем-то прав был Толстой, — помолчав, сказал Евгений Константинович.
— То есть?
— В «Войне и мире» он говорит, что все зло на земле оттого, что люди плохие объединяются. Стоит объединиться людям честным, добрым — и со злом будет покончено. Мысль верная, хотя и наивная на первый взгляд…
— А ничего наивного тут нет. Но добро всегда более уязвимо. У зла — колючки. Чуть что — напорешься.
— Вы — философ, — улыбнулся Ларионов.
Сафар Бекиевич не принял шутки:
— Толстому вашему как раз твердости и не хватало. Как это у него называлось: непро… несопротивление?