Попович, потный, с потеками грязи на щеках, спрыгнул в окоп.
— Двое — со мной! В разведку! Пехоту рассекли в центре, гады! Связи с КП батальона нет, и дьявол его знает, что там творится! Кто пойдет? Есть добровольцы?
— Я, — сказал Худяков.
— Нет, ты — за меня во взводе!
Помню, отец меня учил в детстве не быть выскочкой и никогда не высовываться. «Если учитель спрашивает, — говорил он, — не торопись поднимать руку. Вот когда никто знать не будет, тогда и отвечай…»
Отец мог не наставлять меня: лезть вперед было не в моей натуре. Так я, наверно, поступил бы и теперь, но вдруг увидел задержавшиеся на мне глаза Поповича и понял, что он отлично помнит меня. Не знаю, почему я решил, но я знал это твердо. И в ту же секунду сообразил, что моя скромность, застенчивость, ложный стыд, опасения показаться «якалкой» — никому з д е с ь не нужны и могут быть истолкованы только как слабость и трусость.
— Я пойду, — сказал я и совсем уже ни к чему добавил: — Если возьмете…
Попович ухмыльнулся.
— Давай, Ларионов. Вторым — Бочкарев. Скатки не брать.
— Есть! — попытался подскочить Семен, но Худяков дернул его за ногу, и тот хлопнулся на пятую точку возле ящика с минами.
— Не выставляй голову, дурак, — наставительно сказал Худяков. — Может, еще козырнешь?
Мы выкатились из окопа и помчались вдоль змеившегося по земле провода связи с интервалами метров в десять, поминутно падая и распластываясь на песке, когда рядом ухали взрывы.
В полукилометре от нашей батареи провод исчез. На месте обрыва песок был взбаламучен огненным смерчем, обгорелые кусты топорщились корнями кверху, среди полузасыпанных траншей валялось несколько обезображенных, изуродованных осколками трупов наших пехотинцев.
— Да-а… — протянул Попович. — Это они петээровцев размолотили. Вот ствол от ружья… покорежило, как шпильку. Надо нам искать КП.
Мы ползли, бежали, просто шли, спотыкаясь и падая, от одного песчаного холмика к другому, взмокшие, грязные, потеряв представление о времени.
До сих пор не понимаю, для чего Шурка пошел в разведку сам — он ведь мог послать кого угодно, — скорее всего его неуемная, азартная натура постоянно требовала активных действий, в чем я имел немало случаев убедиться позднее.
Вокруг были только дюны. Дьявольски одинаковые, тошнотворно похожие бело-желтые бугры с ребристыми боками, повсюду — песок, песок и песок…
Когда мы в третий раз очутились около разгромленной позиции истребителей танков, Попович замысловато выругался.
— Заблудились… — И, послюнив палец, выставил его вверх. — Пойдем на ветер, к Днепру…