— Я хотела бы поговорить с вами с глазу на глаз.
— Моих домочадцев нет. Я один. Прошу вас.
Она вошла, стала снимать туфли. Он пододвинул ей комнатки.
— Сюда, пожалуйста. Садитесь.
Ираида Ильинична нервничала. Это было видно и по тому, как она села на край дивана, сцепив на коленях руки, и по знакомой ему озабоченной складке на лбу. Она заметно постарела: на висках высыпала седина, лицо обрезалось, приобрело зеленовато-желтый оттенок, как у больных печенью, под глазами круги.
— Я… — она всхлипнула и отвернулась.
— Не надо волноваться, Ираида Ильинична, — сказал он как можно мягче. — Я слушаю вас.
Она смотрела куда-то в сторону и вниз, не то на ножки серванта, не то на пузатую глиняную вазу, стоявшую на полу, в углу комнаты, из которой торчали принесенные Танькой с экскурсии длинные камышинки с набалдашниками на концах, похожими на темно-коричневые замшевые свечи.
— Вы, пожалуйста, не думайте, что я… одним словом, я пришла поблагодарить вас.
— Ради бога, Ираида Ильинична, о чем вы?..
— Нет, — упрямо сказала она, — я должна. Спасибо вам за все, что вы сделали для Оли… Ваша жена и сын… они дали Олечке кровь… И Влахов, — губы ее снова скривились. Евгений Константинович сделал протестующий жест, но она не дала ему открыть рта: — Нет, нет, не беспокойтесь, я обойдусь без истерики… И вообще, если бы не вы…
— Ираида Ильинична, — перебил ее Ларионов, — вам надо, простите за совет, перестать оглядываться на прошлое, хоть оно и свежо в памяти. Поймите — обязательно надо. Так будет лучше. И для вас, и для Оли. Слава богу, ей теперь значительно легче, жена мне говорила.
— Вы правы. Но это не так просто. И знаете… — она достала носовой платок и высморкалась. — Я как-то сказала вам, что вы поссорили меня с дочерью. Во мне говорило задетое самолюбие. Она… она очень любит вас, верит вам…
— Оставим счеты… Если я смогу хоть чем-нибудь быть вам полезным, скажите.
Она замолчала, продолжая машинально тереть нос скомканным платком.
— Может быть, мне пойти к Оле? К ней уже пускают посетителей.
— Да, да, будьте добры, — оживилась Макунина, по-прежнему избегая его взгляда. — И я вас прошу… она мне ничего не рассказывает, я до сих пор не знаю, что случилось…
— Расспрашивать ее я не стану, — сказал Евгений Константинович. — По-моему, это лишнее, а с моей стороны будет бестактностью.
— Вы меня не так поняли. Она мне сказала, что была тогда под Эльбрусом с каким-то физкультурником. Его зовут Герман Сченснович. И что они крепко поссорились. Но упала она случайно, вы не думайте… Вот и все. Он несколько раз приходил к ней в больницу, но она его не приняла. Это Оля просила, чтобы я пришла к вам. Она хочет видеть вас, Евгений Константинович.