Неузнаваемо изменилась и Марико, в которой он с нескрываемым удовольствием и гордостью находил все больше собственных черт; то смешливое, легкое, бездумное, что и нравилось ему в ней, и тревожило его, когда она была младше, — как бы не пошла по материнской дорожке, — куда-то подевалось. Он нашел дома взрослую, трогательно-серьезную и — какому отцу не польстит — привлекательную, почти красивую девушку.
Шалико Исидорович поначалу терялся в догадках, не подозревая о том, что было весной между матерью и дочерью, а узнав Алексея, бывавшего у них запросто, успокоился. Что ж, понятно: девочка полюбила — и это пошло ей на пользу.
Однажды он заговорил с женой на щекотливую тему.
— Хороший парень. Как ты думаешь, Нила?
Нонна Георгиевна молча кивнула и вытерла глаза.
— Чего ты?
— Мальчик-то славный. И семья хорошая, интеллигентная. Я рада за Марико, но…
— Что «но»?
— Страшно мне как-то, — вздохнула она, отворачиваясь. — Давно ли была малышкой, а теперь вот… Шалико, если они… если они поженятся, мы возьмем их к себе, правда? Зачем нам вдвоем такие хоромы? Ты против?
Он улыбнулся.
— А не рано ли ты за них решаешь? — Его грузинский акцент, как всегда в минуты волнения, стал заметнее. — Конечно, Нила… Только как еще посмотрят его родители?
— А чего им смотреть? — возразила она с обидой в голосе. — Такие девушки, как Марико, на дороге не валяются.
Его покоробило последнее выражение.
— Ты говоришь так, вроде все уже сладилось…
— Я мать, — сказала она веско. — И должна думать заранее. Ясно — она еще молода и учится. Но время быстро летит.
Скоро Шалико Исидоровичу пришлось вспомнить разговор с женой. Вернувшись однажды раньше обычного с занятий своего досаафовского кружка, он застал дома Алексея и Марико. Они со стесненным видом сидели за чаем. Алексей, поздоровавшись, опустил глаза в чашку. Нонна Георгиевна засуетилась, ставя прибор для мужа. Марико встала, покраснев, как вишня.
— Мама, я пойду к себе. У меня что-то голова болит.
— Иди, иди, доченька.
Шалико Исидорович вымыл руки и сел, вопросительно посмотрев на жену.
Нонна Георгиевна прокашлялась.
— Вот, видишь ли…
— Вижу, — браво сказал он, пробуя разрядить неловкость, возникшую за столом, которую он приписал своему неожиданному появлению. — Алеша пьет остывший чай. Может быть, ты заменишь ему?
— Нет, нет, спасибо, — прикрыл рукой чашку Алексей. — Понимаете, Шалико Исидорович… я… мы… в общем…
Он запутался, сделал рукой безнадежный жест и пролил чай на скатерть.
— Простите, Нонна Георгиевна.
— Чего уж там, — приходя ему на помощь, сказала она. И обратилась к мужу: — Видишь ли, отец, молодой человек просит руки нашей дочери… — Фраза получилась чересчур чопорной, старорежимной» и она поправилась: — Они хотят пожениться.