— Ха-ха! Ты очень близок к истине! Но в бане я не была.
— Значит, в бассейне? — догадался Алексей. У него вдруг сел голос. — Все-таки ходишь туда?
Оля поджала губы.
«Совсем как ее тетка», — подумал он.
— Почему «все-таки»?
— Я думал…
— Знаешь, — посерьезнев, сказала она взрослым тоном, — ты славный мальчик, Алеша. Скромный, воспитанный… Не то что я. Но это не означает… я не обязана согласовывать с тобой…
— Какое казенное слово — «согласовывать», — грустно сказал он.
— Такое попалось.
— А почему ты не запишешься на плаванье в мои дни? И домой — вместе. Ираида Ильинична не так бы беспокоилась…
Оля нахмурилась.
— Не вздумай сболтнуть при матери, что я бываю в бассейне. Пропусти меня.
Алексей посторонился. Постоял, прислушиваясь к ее шагам, затихающим наверху.
— Где ты была? — дребезжащий фальцет Марии Ильиничны.
— У Риты. Физику учили, — это Олин голос.
Почему он почувствовал себя обманутым? Разве она не вольна поступать как ей вздумается?
Червячок рос, наглел, становился изощреннее, злее.
Теперь — все в прошлом. В Plusquamperfekt…
— Ларионов!
— . . . . . . . . .
— Ларионов!
Зарият осторожно тронула его локтем.
— Я! — вскочил Алексей, с трудом соображая, где находится.
— Was ist los? Витаете в облаках. Kommen Sie zum Tafel![4]
Он взял мел, попробовал спрягать дальше, но запутался. Эмилия Львовна посадила его и долго выговаривала по-немецки. Он ничего не понял.
Это произошло вчера в бассейне. Сченснович после разминки играл в поло с купающимися. Звал и Алексея, но тот отказался. Вышел из воды и случайно подошел к тренерскому столику под вышкой. Там лежали вещи Германа — секундомер, полотенце и раскрытая записная книжка. Что-то толкнуло Алексея заглянуть.
«Первая группа — 11.45» — было написано карандашом в углу страницы. А ниже — крупно, с восклицательным знаком: «30 октября. 6 час. Оля М.»!
Алексей вспыхнул и отпрянул в сторону.
30 октября! Завтра! Так вот, значит, до чего дошло? Ей уже назначают свидания?!
Это подло! Сченснович старый — ему гораздо больше двадцати! Конечно, чертовски умен, сложен, как античная статуя, не урод, — девчонки от таких без ума. Но Оля!..
Алексей уехал домой один. Забыл в раздевалке плавки и шапочку, но не вернулся.
Что делать?..
Он был глубоко убежден: нельзя сидеть сложа руки. Надо немедленно действовать. Не ради себя, нет, — ради нее. Она ослеплена, ей вскружило голову внимание взрослого мужчины, — ну, бывает наваждение, он знает, читал, — даже толстовской Наташе не удалось избежать…
Так или примерно так он рассуждал, весь внутренне взъерошенный, растрепанный, и бесцельно болтался по пустым окраинным улицам, лишь бы явиться домой попозже, уйти от вопросов, не встретить испытующего отцовского взгляда.