Он всегда был таким уравновешенным! Это Танька преподносила любые сюрпризы. Переступить через запрет, вытворить штуку, до которой сразу и не додумаешься, утащить из дому нужную вещь и потерять — тут она была вне конкуренции.
Лет пяти от роду в один из ясных морозных январских дней пропала с утра и заявилась в сумерках — синяя, истерзанная, с расцарапанной, в золе, физиономией. Каталась за речкой с горки в старой лохани вместо саней и собрала на себя весь угольный шлак, которым вольноаульские хозяйки посыпали скользкую дорожку, чтобы спускаться к проруби за водой.
Таньку отругали, вымыли, через мгновение она уже посапывала во сне, а отец с матерью в нервном шоке еще долго сидели на диване, медленно приходя в чувство.
Так она пропадала несчетное количество раз. Однажды ее занесло к самой Кизиловке, — домой привез незнакомый шофер на машине с дровами.
Только став постарше, Танька немного угомонилась. С Алексеем ничего подобного не бывало.
— Эмилия Львовна сегодня жаловалась, — сказал Евгений Константинович, отходя от окна. — Хуже стал отвечать, невнимателен…
— Знаешь, Женя, может, я неправа, но… не люблю я ваших учительских жалоб. Приходит родитель в школу, а ему высыпают целый ворох беспомощных стенаний: «Не учит. Разговаривает. Вертится на моем уроке». Разве не то же самое, если отец или мать вдруг заявит преподавателю: «Мой ребенок плохо ведет себя дома. Сделайте что-нибудь. Повлияйте».
— Права, конечно. Беда, что мы плохие психологи и далеко не в каждом случае точно знаем, что именно руководит нашими учениками. Не хватает времени. А кое-кому — желания, умения, такта… Мало ли?..
— В одном я убеждена: человек должен не только гладко скользить по жизни, ограждаемый нормами и условиями, которые он постиг умозрительно, но и спотыкаться, даже падать. Тем тверже он будет стоять на ногах, когда поднимется.
— А как ты угадаешь, что удар при падении не окажется слишком сильным?
— В том-то и дело, что я не знаю, — призналась она, и на глаза ей навернулись слезы. — В теории просто. А сейчас его нет, и я боюсь — меня не хватит… Женя, ну что же все-таки делать?
— Ну, перестань, перестань, — забормотал он, подсаживаясь к ней. — Мы ведь с тобой народ тренированный, закаленный… Одна Татьяна чего стоила? За двоих нам зачтут. Вспомни…
— Помню я. Такое не забывается. Но у нее другой характер. Она — как гейзер: не подозреваешь, когда взовьется, хотя понимаешь, что это неизбежно и может произойти когда угодно. Но Алексей…
— Танька закатывала по ночам грандиозные концерты.
— Да, мы с тобой бодрствовали по очереди. Сначала ты хотел по науке: вовремя кормить, вовремя спать, ограничить соску и никаких поблажек, — пусть, мол, поорет, нечего к рукам приучать. А потом сдался. Вставал среди ночи, брал ее на руки и пел потусторонним голосом. По-моему, тебе больше всего удавалось это: «В гареме нежился султан…» Не скажу, чтобы твое пение имело особый воспитательный смысл, но она затихала…