— Неправда. Это я теперь голос прокурил. А тогда у меня был довольно приятный баритончик, вовсе не загробный…
— Тем не менее тебе пришлось отступить от своих правил.
— Сдашься тут. И не то запоешь. У Таньки в младенчестве были на редкость могучие легкие.
— А помнишь пятьдесят шестой год? — лицо ее опять затуманилось. — Я схватила воспаление тройничного нерва, нарушилась речь… даже ты с трудом меня понимал. А у тебя открылся очаговый процесс. Алик лежал со скарлатиной в больнице…
— Мы же выкарабкались. Кто-то сказал: как ни длинен тоннель, у него есть одно неотъемлемое достоинство — он обязательно кончится. И будет свет.
Евгений Константинович умолк, пожалев, что перебил. Воспоминания, видимо, отвлекали ее.
— Ты даже водил меня к гипнотизеру. — Ирина Анатольевна слегка улыбнулась. — Гастролер залетный. И грустно, и смешно. Однажды я пошла с мамой. Она в кресле сидела, а меня он уложил на кушетку, дал брому и начал свои пассы. Ты его помнишь, конечно: громоздкий, несимпатичный человек с маленькой головой и каким-то отвратительно лысым лицом. «Вам хочэтся спать (он так это произносил), хочэтся спать. У вас исчэзнет чувство заикания». Я лежу с закрытыми глазами и думаю, что у меня вовсе нет никакого «чувства заикания», а просто я не могу членораздельно говорить. Потом, слышу, он шепчет маме: «Спит. Не тревожьте ее минут десять. Гипноз подействовал». А мне стыдно сказать, что у меня ни в одном глазу. И звуки всякие, запахи. Мама стала чуть похрапывать, понесло жареным луком, тарелки звенят: стационарникам раздают обед. И так есть захотелось. «У нас дома борщ, — думаю, — и не с кислой, а со свежей капустой… Холодный вишневый кисель в погребе…» В конце концов надоело лежать — тем более он ушел. Села. Мама встрепенулась, спрашивает: «Ты уже, Ирочка?»
— Я догадывался, что он мошенник. Или, по крайней мере, бездарный врач и никудышный гипнотизер. Но важно было что-то делать сразу, я не мог допустить, чтобы ты всерьез поверила в свою болезнь.
— Ты думаешь, я не понимала? Уже в клинике, в Орджоникидзе, профессор высмеял меня: «Таких заядлых упрямцев, как вы, девушка, — сказал он, — загипнотизировать ничуть не легче, чем норовистого бычка, приготовленного для корриды».
Ларионов не был чересчур чувствительным человеком, но у него защипало в носу: что и говорить, нелегкий год им пришлось пережить.
— Ты тоже со мной повозилась, — сказал он бодрым тоном. — Тайком от меня ездила к знахарю, понавезла разных трав.
— Я врач, Женя. К знахарю я бы не поехала. Это был старый лесник, самый настоящий народный доктор. Жаль, что у нас долгое время пренебрегали народной медициной и фитотерапией… Конечно, травы, которые нам известны, бессильны против палочки Коха, но они отлично могут мобилизовать скрытые силы организма. Плюс психология…