— Да ты уж постарайся. Иначе… у меня тоже есть связи при дворе, и неплохие. Вряд ли мои покровители будут счастливы узнать, что экье некромант поднял мою дочь и отдал её тело грязному демону.
— Кого поднял, простите? — прищурилась я, но на сей раз демонолог на провокацию не поддался:
— Ты уж постарайся, — повторил он. Затем, помолчав немного, уже совсем другим тоном спросил:
— Мне сказали, что она… Талина… что какая-то её часть ещё жива. Это правда?
Некоторое время я молча разглядывала его. Затем кивнула.
— Когда… когда всё закончится, — экье Рамир прерывисто вздохнул, затем отвернулся и проронил: — Мне обещали сказать, где её могила. Передай ей, что я приду.
— А вариант, при котором она останется жива — даже деля тело с такой, как я, — вы не рассматриваете совсем?
Демонолог резко развернулся. Взгляд его стал острым и тяжёлым, почти осязаемо давящим. Я с интересом наблюдала, удерживая на губах лёгкую улыбку. Наконец он сказал:
— Нет, не рассматриваю. Мёртвой ей будет лучше, чем вот так.
Я почувствовала, как Талина внутри меня задохнулась, словно ей перестало хватать воздуха. И чёрная, слепящая ярость затопила меня, словно лава, сошедшая в долину. Секунда — и вместо живой, яркой зелени и цветущих лугов остался лишь пепел и растрескавшаяся от немыслимого жара, медленно остывающая бесплодная земля.
Ах, экье демонолог, экье демонолог! Значит, ради сохранения сомнительной чести рода вы сперва отказывались признавать собственную дочь, а теперь фактически пытаетесь обречь её на смерть? Какая же занятная штука эта родительская любовь! И правильно дочерей не должны оставлять наедине с отцами. От отцов чересчур много проблем.
«Не надо!»
«Нет, Таль, надо. Извини».
Голосом, звенящим как струна, из последних сил сохраняя спокойствие, я ответила:
— Она просит передать, чтобы вы не приходили. Ей будет лучше, чем вот так.
Почти минуту мы молчали. Экье Рамир схватился за горло, взгляд его стал почти невидящим и совершенно точно сумасшедшим. Я ждала, готовая ко всему: к нападению, к воплям, даже к попытке объясниться. Тихонько отбивали время настенные часы, за окном бормотал о чём-то своём дождь. Отважная пичуга залилась было трелью, но умолкла на полузвуке, словно поняв, что в такую погоду о гнездовании и думать нечего.
Наконец, демонолог пошевелился — словно отмер. На лицо вернулось осмысленное выражение. Он кривовато усмехнулся:
— Тебе не понять. Наверное, ей тоже не понять. Ладно же, найди демона, а потом… постарайся выжить. Я буду тебе мешать, потому что считаю так, как считаю… и не стану отказываться от своих слов.