– Ты уж прости, – говорю я Васе. – Ищи кого другого. Через полчаса приедут мои новые родители. Меня эти войны больше не касаются.
Я хочу уйти, как вдруг слышу у себя за спиной голос:
– Кого я вижу! Игорек! Ты тоже не заплатил…
– Петя…
– Ишь, как наш Игорек разоделся! Прямо как буржуйский ребенок. Из твоего смокинга выйдет знатная тряпка для пыли!
Вася пытается незаметно сунуть мне в ладонь свой кинжал, но я не беру.
– От судьбы не сбежишь, – шепчет он мне на ухо.
– Ну что, Игорь, поборемся или дашь нарезать твое тряпье на лоскуты, чтобы выглядело помоднее?
Его подручные гогочут.
Не реагировать на провокации. Продержаться еще двадцать минут. Всего двадцать! Может, если повезет, и того меньше, вдруг мой будущий папочка приедет раньше обещанного?
Я готов удрать, но ноги не слушаются. «Царевич» и его банда наступают. У меня еще остается выбор: остаться покорной овцой или проявить отвагу.
Нас обступили ребята из других спален, им не терпится насладиться зрелищем драки.
– Ну что, Игорек, сдрейфил?
У меня дрожат руки. Не хватало все испортить в последний момент.
Петя водит языком по лезвию своего ножа. Мне надо только пошевелить пальцами – и Васин кинжал окажется у меня.
– Тебе уже не увильнуть, – шепчет бывший мой дружок. – Выхода нет, ходи тузом!
Я отлично знаю, чего не должен делать. Мне ни за что нельзя трогать этот кинжал. В голове крутятся шоколадные пирожные, закладывает виражи самолет, звенят полковничьи медали. Продержаться! Еще пара минут – и я спасен. Не давать волю нервам. Усмирить мозг. Главное – очутиться в теплом полковничьем доме, тогда все это превратится всего лишь в дурное воспоминание.
– Смотрите, как он струхнул! Игорь – трус! Сейчас я попорчу тебе портрет.
Руки-ноги мне не подчиняются, в отличие от языка.
– Не хочу драться, – нехотя произношу я.
Да-да, я трус. Хочу к новым родителям! Достаточно выскочить в коридор, чтобы спастись. Бежать, бежать, пока еще есть время!
Но Ваня уже вкладывает кинжал мне в ладонь, заставляет меня его взять. Мои пальцы дрожат. Не смейте сжимать рукоятку, я вам запрещаю!
Ваня сгибает мои пальцы один за другим.
Я вижу мамино лицо. У меня сводит живот. Глаза наливаются кровью. Больше ничего не вижу. Чувствую только кинжал, чувствую, как он вонзается в мягкое – в Петин живот, в то самое место, где сейчас больно мне самому.
Петя удивленно смотрит на меня, я угадываю его мысль: «Этого я от тебя не ждал. Выходит, ты не такой трусишка, как я думал».
Петя уважает только силу, включая силу своих недругов. Вдруг он всегда искал того, кто перед ним не спасует?