Жрец принялся одеваться, а Валлай сгрёб с тарелки остатки мяса. Перекуса ему в комнате оставили на один зуб – пару ломтей мягкого кислого сыра и кусочек копчёной куриной грудки, – и почти пустой желудок более или менее перестал бунтовать только после порции оленины.
– Я был непослушным учеником, – сказал Настоятель, надевая последний предмет одежды – кулон безликого идола, олицетворяющего Единого, – и совсем не горжусь теми шрамами на спине. Но и убирать их при помощи магии не намереваюсь. Любую науку нужно помнить, даже полученную такой ценой.
– Такой ценой? – фыркнул Валлай, в очередной раз поправляя камзол. – У меня вся спина в таких же и, поверь, это далеко не худшее, что со мной случалось во время обучения.
– Обучения? – во второй раз за этот день во взгляде жреца промелькнуло что-то вроде удивления, а это дорогого стоило. – Скажешь ещё, ты из легендарного Храма на Болотах утопленников?
Рубака невольно скривился.
– Мы называли его Храмом на Гнилых болотах.
– Почему же? И что за наказания такие, раз порка тростью – не худшее, что могло произойти?
– Не хочу вспоминать.
– Ну, чего ты? Раз заикнулся, продолжай.
Валлай был человеком сдержанным и поэтому злой взгляд направил в сторону, а не на жреца. В конце концов, злобно смотреть на собственного нанимателя – верх непрофессионализма.
– Мы, кажется, опаздываем, – сказал рубака, глубоко вдохнув и выдохнув.
Настоятель, кажется, даже немного смутился.
– Говорят, сейчас там всё по-другому, – произнёс он так, будто это могло успокоить рубаку.
– Не для всех, – криво усмехнулся Валлай и, одёрнув клятый камзол, сказал: – Ну, мы идём?
– Идём. Только меч оставь здесь. Не перечь, – одёрнул раскрывшего уже рот наёмника Настоятель, – тебя не пустят туда с оружием. Здесь оно будет в полной безопасности. И мы, поверь, сейчас тоже куда в большей безопасности, чем на дороге.
Они спустились на первый этаж, прошли по главному залу, полному полуголых шлюх обоих полов и разных возрастов, нашли сверкающего голым задом служку, который открыл им заднюю дверь, и вышли к конюшне, миновав двух вышибал, сверкающих намасленными голыми торсами на солнце. Здесь им уже запрягли двух прекрасных породистых скакунов. Конюх, беззубый лысый старик, был одет, как и полагалось конюху. И хвала за это богам. Валлаю хватило отвисших прелестей бабульки, родившейся, должно быть, за пару лет до Великой войны.
– Он тоже здесь работал, когда был помоложе, – сказал Настоятель, когда они отъехали.
Валлай ничего не ответил.
Ехать, к счастью, было недалеко – буквально через пару кварталов жрец направил своего коня к воротам небольшого поместья, чья крыша едва торчала над каменным забором, увитым плющом.