– Выбора действительно два, – кисло поморщился рубака, – и ты знаешь это с первого дня в Храме. Ты или служишь ей вечно, или выкупаешь свою жизнь. А это какой-никакой выбор, разве нет?
– И ты слышал, чтобы это кто-то сделал? Я не знаю размер выкупа, и ты не знаешь, но мы оба понимаем – он слишком велик. Такой, что, наверное, сможет позволить себе какой-нибудь купец, торгующий с востоком. Или граф. Но мы с тобой не купцы и не графы. А значит, для того, чтобы собрать выкуп, нам всё равно придётся идти тем путём, что за тебя выбрал кто-то другой.
– Именно после этих слов он и дал дёру и уже к рассвету оказался в болоте среди тех, кто не прошёл обучение, – напомнил ему Валлай. – Эти мысли не привели его ни к чему хорошему.
– Его – да. Но он был прав. – Гриз повернулся к нему и взглянул в глаза. В его взгляде, как это бывало иногда, плясал огонь. А это значило, что он уже всё решил, а единственное верное решение для него всегда только драка. – Я хочу выкупить у Костлявой свою жизнь, дружище. И я хочу сделать это сейчас.
– Послушай, – осторожно произнёс Валлай, – ты давно уже не тот пацан, что бросается в драку, невзирая на размер и умение противника. Мы должны сохранить людей, чтобы…
– Мы – наёмные убийцы, брат. А они – наёмники. И нам, и им платят деньги за смерть, свою или чужую – неважно. – Гриз улыбнулся и вздохнул так, будто увидел перед собой гору золота. – Поэтому будет так: отдых – четыре часа, затем выдвигаемся к бродам через Малую Крейну, до рассвета мы должны быть там, в миле или двух, не дальше. Поэтому бросаем обоз, бросаем всё, кроме седельных сумок, оружия и сменных коней. А мы с тобой, Валлай, будем идти впереди войска, чтобы заключить союз с тем, что осталось от армии Шератли.
Валлай закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как это ему советовал делать ещё глава Храма Ургрин, которого все ученики за глаза с подачи Велиона называли Говённый Материал. Потом на всякий случай повторил вдохи и выдохи и прислушался к себе. Странно, но внутри было пусто, рубака будто бы даже рад такому решению Гризбунга. Но не возразить не мог.
– У нас сто пятьдесят семь человек в тяжёлой коннице. У Шератли была почти тысяча, и их смели. Как думаешь, сколько тяжёлой конницы у горливцев? Полторы тысячи? Две? Мы просто не выдержим их прямого удара.
Гриз ухмылялся своей сумасшедшей ухмылкой, глаза горели сильней, чем в тот момент, когда он решился на этот шаг. С таким Гризбунгом спорить бесполезно.
– Если мы уговорим Шератли присоединиться к нам, у нас будет шесть с половиной сотен тяжёлых. И ты думаешь, я собираюсь биться со всей ордой горливцев лоб в лоб? Если ссышь, Бычара, я тебя отпускаю. В конце концов, я не заплатил тебе ни гроша за последние полгода.