Через два дня весь дом знал, что женщину звали Вера и что Бирюк женился на ней, едва познакомившись: встречались они раза три, не больше, ходили в кино и гуляли по улицам. Насколько Бирюк был замкнутым, настолько Вера оказалась разговорчивой, и соседи узнали, что работает она медсестрой в госпитале и что, кроме нее, в семье есть еще две девочки, школьницы.
Вера любила петь, и иногда слышно было, как она, готовя обед или убирая в квартире, выводит какую-нибудь веселую мелодию. Ходила она быстро, почти бегала, и была настолько веселой и приветливой, что ее как-то все сразу полюбили. Теперь в квартире Бирюка слышался смех. Оказалось, что Бирюк тоже умеет смеяться; правда, если голос Веры звенел, то он ухал филином, грохотал, что, впрочем, неудивительно для его могучей натуры. В квартире он смеялся и шутил, но на людях оставался молчаливым и неприветливым.
Наблюдательный глаз мог заметить, что теперь он шел домой не медленно, как раньше, а торопливо. Вера, поджидая мужа, выглядывала в окно и, заметив его, махала рукой, но Бирюк не догадался ни разу поднять голову и взглянуть вверх, на пятый этаж. Шагал быстро и по-прежнему ни с кем из соседей не здоровался.
Поздней осенью Вера родила девочку и ее не стало видно у дома: нянчилась с дочерью, гуляла редко, потому что погода стояла дождливая и холодная. Бирюк работал, ходил с двумя большими сумками в магазин, в молочную кухню за кефиром дочери — сосредоточенный, молчаливый. И если он раньше не замечал людей, то что было ожидать теперь, когда у него все так хорошо устроилось: жена, дочь — одним словом, семья. И казалось, ничего уже не может произойти в его жизни и будет он жить, как живет большинство людей: тихо, скучно и неприметно. Однако в один из летних дней произошло событие, снова всполошившее соседей и заставившее их по-другому взглянуть на Бирюка.
В этот день Вера не на шутку разругалась с мужем и решила от него уйти. Она связала в простыню детские пеленки, свои платья и, взяв на руки дочь, спустилась вниз. Бирюк, очевидно не ожидавший от нее такой решительности, догнал ее уже на дорожке. Вера, сгибаясь от тяжести, а больше от неудобства, тащила узел чуть что не по асфальту. Шел летний, но все же какой-то нудный дождь, растекался каплями по лицу и смывал слезы. На асфальте стояли лужи…
Догнав жену, Бирюк преградил ей дорогу и принялся что-то объяснять. Он хватался то за нее, то за узел, то бил себя в грудь и растопыривал руки, будто собирался ловить Веру. Она же слушала его, отрицательно качала головой и пыталась обойти. Бирюк не пускал, и она сквозь слезы повторяла одно и то же: