— Держи! — гудел Лихарев, ставя на пол черный большой портфель и снимая плащ. — Вчера наломал… У нас там, помнишь, семь деревьев их растет, так я залез и почихвостил как следует, а потом на рынок сгонял… Здорово! — вспомнил он. — А то я вошел…
— Здравствуй! — радостно приветствовал его Трехов. — Проходи!
— А ты один? — поинтересовался Лихарев и даже замер на секунду.
— Конечно, один, а кто же может быть…
— Ну мало ли, — весело сказал Лихарев. — Помешал тебе! А?!
— Да перестань, — отмахнулся Трехов. — Раздевайся и проходи.
Лихарев повесил плащ на кривой гвоздик, вбитый в косяк двери, снял форменную фуражку с золотистой кокардой и такими же крылышками и отнес на кухонный подоконник, пройдя для этого через всю кухню и оглядываясь, не остается ли следов. Следы оставались, и Лихарев сказал, что погода какая-то мерзкая, хоть бы мороз ударил, а то грязь кругом. После — снял ботинки и, отказавшись от тапочек, перенес на кухню свой портфель, заглянув по пути в комнату, будто хотел воочию убедиться, что Трехов дома один.
— Керосина не было — вот и задержка рейса, — повторил он, глядя на товарища сияющими глазами. — Но мы ее ликвидировали, а то лечу и думаю: поздно будет к тебе ехать… Так-то, мужик! Гость у тебя! — обозначил он свой приход и засмеялся, отбирая у Трехова эвкалиптовые ветки. — Что ты держишь?.. Гы!.. Положи или повесь! Тут веников на десять хватит, а потом я еще привезу, лишь бы выпарил ты свою болезнь…
— Уже проходит, — начал было Трехов, но Лихарев перебил его.
— Хорошо у тебя, спокойно, — с чувством сказал он. — Никто не мешает жить. — И даже глаза зажмурил на секунду, покрутил головой, показывая, как хорошо, если никто не мешает. — Просто здорово!.. А я позвонил тебе, — продолжал он другим, более спокойным тоном, — никто не отвечает. Ну, думаю, загулял Трехов…
— В магазин я ходил…
— Да что там в магазин, — снова перебил Лихарев, не слушая, потому что ему самому хотелось говорить. — Загулял Трехов и дома не бывает. И не знает, что товарищ летит…
— Давай, давай, — махнул рукой Трехов, как бы соглашаясь, что действительно загулял.
Оттого что Лихарев беспрестанно говорил, смеялся, двигался по кухне, Трехову казалось, что зашел не один человек, а по меньшей мере трое. Он и стоял без движения, будто растерявшись от такого количества гостей. И в этот момент, рядом с огромным здоровым Лихаревым, сразу же стало видно, какие тощие у него, покатые плечи, бледное лицо, а глаза — серые и грустные. Рядом с товарищем он казался совсем маленьким и, похоже, чувствовал от этого какое-то неудобство.