Илан смотрел на меня, в его глазах тоже был интерес. Нет, не тот, с которым мужчина смотрит на женщину, но интерес слушателя. Нихсэт, кажется, готов был поспорить, он даже поерзал, но продолжал молчать. Архам сверлил меня взглядом, но пока не вступал в дальнейший спор, а Селек, Селек покусывала губы. Ее взгляд был задумчив, но, кажется, думала она вовсе не о том, что я говорила, потому что взор ее снова стал изучающим.
Однако сдавать позиции было поздно, и я продолжила:
— Я веду к тому, уважаемый Илан, что в камне нет зла, оно есть в руке, которой дана власть над камнем. Я вновь говорю, что пожар может выжечь все поселение и унести многие жизни. Бурлящий поток с легкостью сомнет лодку и рыбака, сидящего в ней. Сломанное дерево придавит человека, сделав его несчастным калекой. Крыша может обвалиться и погрести под собой всё семейство, обитающее в доме, который она берегла от дождя и палящего солнца. Рырх задерет охотника, забывшего осторожность. Зимняя стужа заморозит насмерть. Сколько всего есть на свете, что несет в себе угрозу! Почему же мы ненавидим только камень? Лишь потому, что Илгизу дана над ним власть? Но ведь и Отец повелевает камнями. Он живет в каменной пещере, не опасаясь своего подлого и злого брата…
— Откуда тебе знать, где живет наш Отец, пагчи? — насмешливо спросила Хасиль.
Я повернула к ней голову, с минуту рассматривала, а когда вторая жена каана нервно потерла ладони, усмехнулась и ответила:
— Он был милостив и позволил мне войти в его дом. Я видела сияющую красоту его пещеры, и я видела Отца во всем его великолепии. А что примечательного в своей жизни видела ты, Хасиль?
— Ты врешь, пагчи, — резко и зло бросила она. — Белый Дух никогда не подпустит к себе грязную дикарку. Ашит выжила из ума, раз назвала тебя дочерью.
— Хватит, — сердито рявкнула Селек.
— Ум моей матери чище, чем твой язык, каанша, — холодно ответила я, продолжая глядеть в глаза Хасиль. — И моли Отца, чтобы тебе не пригодилась помощь шамана. Может, он еще захочет услышать тебя, после всего, что ты сказала. — После встала на ноги и посмотрела на мать каана: — Прости, Селек, мне пора уходить. Ты зря звала меня, твои родные не готовы видеть меня своей гостьей, а я больше не хочу терпеть их грубость. Милости Белого Духа.
Я направилась к двери, но старшая каанша встала у меня на пути. Она взяла меня за руки и виновато улыбнулась, но глаза смотрели испытующе, и сожалению я не поверила.
— Хасиль повела себя грубо, и она сейчас уйдет, — сказала Селек. — Останься. Я не хочу, чтобы ты думала, будто в доме каана живут люди, забывшие, как встречать гостя.