— Что принесет союз с Елганом? Какая в нем польза для Зеленых земель?
Илан в удивлении приподнял брови, затем заглянул мне в глаза:
— Ты… — советник замялся, но все-таки спросил: — Тебе всё равно?
Я развернулась к нему и прищурилась:
— Ты ждал, что я брошусь тебе на шею, ища утешения? Так быть может, ты солгал?
— Я не лгу, — отчеканил советник. — Селек разозлится, если узнает, что я сказал. Но я не стану тебе врать. Танияр не знал, зачем его отправляют, думал, что повезет слово нашего каана, дождется ответ и вернется. И вернулся бы, будь это так, еще два дня назад. Пусть меня покарает Белый Дух, если я обманываю тебя, Ашити.
— Я тебя услышала, Илан, — кивнула я и направилась прочь.
— Ашити!
— Хочешь быть другом, будь, — обернувшись, ответила я на призыв. — Нам с Танияром.
— Танияр не сможет больше заботиться…
— Я сказала, ты услышал, другого ответа не будет, — отчеканила я и продолжила путь.
Ягир нагнал меня, пристроился рядом, и я спросила:
— Он обманул, как думаешь?
— Нет, — ответил Берик. — Алдар уже должен был вернуться, но его всё еще нет. В этом не обманул. И то, что Елган пойдет войной на Зеленые земли, если Танияр отвергнет его дочь и руку дружбы — тоже. Об остальном не скажу, меня Селек с Архамом на совет не звали.
— Едем, — кивнув, произнесла я.
— Куда?
— К матери. Я давно ее не видела, пришло время встретиться.
Лунный свет заливал священную землю, и было в открывшемся мне пейзаже что-то непостижимо-мистическое, пугающее, но манящее и чарующее одновременно. Благоухание, наполнявшее воздух, ласкало обоняние. Оно проникало в каждую пору и казалось, что я сама источаю дивный тонкий аромат. Я втянула носом столько воздуха, сколько могла вместить моя грудь, задержала на миг и, выдохнув, закрыла глаза. Лица коснулось легкое дуновение ветра, и я раскинула в стороны руки, нежась в невесомых объятьях моего призрачного друга.
— Станцуй для меня, дитя, — слышалось мне в шорохе травы под ногами.
— Но здесь нет музыки, — немного растерянно ответила я.
— Она вокруг тебя, прислушайся…
Я открыла глаза и посмотрела на мужчину, стоявшего неподалеку от меня. В его синих глазах застыла мудрость самого Мироздания. От белоснежных волос исходило сияние, но оно не слепило, даже не делало мир ярче, но казалось естественным дополнением лунного света… а может, это луна отражала сияние его волос и разливала по спящей земле. Мужчина был невозможно, невероятно красив…
— Отец, — прошептала я, легко узнав того, кто явил мне свой лик.
— Станцуй, дитя, — снова прошелестел его голос.
— Да…
И я снова закрыла глаза, чтобы услышать мелодию, и услышала ее. В шорохе травы, в аромате цветов, в касаниях ветра, в тихом стрекоте ночной птицы, в дыхании земли… Я внимала музыке, которую играла Жизнь, и тело мое потянулось за самыми невероятными нотами, что я когда-либо слышала. Меня неспешно несло в потоках бытия, и я не смела сопротивляться. Да у меня и не было даже мысли противиться, и я продолжала и продолжала свой танец, который никогда не смогу повторить, потому что невозможно повторить ускользающие секунды. Каждый шаг, каждый взмах рукой — это неповторимое мгновение, стежок в полотне Мироздания…