Атаки уходили в пустоту. Каждый раз, когда прицельный маркер смыкался было вокруг человеческого силуэта грозным багровым нимбом, тот ловко уворачивался, отскакивал, крутился волчком и пропадал, чтоб секундой спустя появиться вновь, но еще дальше. Это даже не охота, это чертова ловля блох…
Гримберт ощущал себя так, словно погружается в тягучее асфальтовое озеро, только распространяло оно не обжигающий жар, а липкий холод.
— Грим!
Кажется, Аривальду пришлось выкрикнуть это несколько раз, прежде чем Гримберт заметил вызов.
— Бррсьх!
— Что?
— Брось! Их! — произнес Аривальд, раздельно, но как-то глухо, точно сквозь зубы, — Не будь дураком!
— Бросить? Ты рехнулся?
— Брось! Ты что, не видишь?..
Наверно, в этот самый миг Господь Бог, обозревающий с высоты дальнюю часть своих владений под названием Сальбертранский лес, увидел творящуюся там вопиющую несправедливость и воздел невидимый перст. Потому что в следующую секунду один из браконьеров, уже улизнувший было из границ прицельного маркера, зацепился рукавом за торчащий из ствола сук, да так, что повалился ничком. Встать он не успел. Пулеметы «Убийцы» рыкнули в два голоса — дребезжащий оглушительный дуэт двух голодных демонов — вмяли его в снег и растерзали, превратив в обложенную рыхлой кровавой кашей обезглавленную тушу.
Гримберт завопил, издав боевой клич маркграфов Туринских. Пусть получилось совсем не так звучно и грозно, как у отца или Магнебода, он ощутил упоительно горячий огонь, пляшущий в груди.
Первый настоящий противник, которого он убил. Не сваренная из жестяных обломков мишень, изображающая рыцарский доспех так жалко, что даже стрелять желание пропадает. Не чертовы никчемные сервусы, эти ковыляющие мертвецы с выжженным мозгом. Ладно, пусть это был не рыцарь, не ровня, упомянуть об этом будет не зазорно, сидя в окружении отцовских вассалов и рыцарей. Главное, сделать это нарочито небрежно, чтоб ни у кого не возникло мысли, будто он хвалится.
«Не так давно я охотился в Сальбертранском лесу и, вообразите себе, столкнулся с браконьерами. Ну и задал же я этим негодяям трепку, только клочья летели!..»
Едва ли сойдет за подвиг, кто-то наверняка подденет его, но благодушно, как полагается среди равных, в обществе боевых товарищей, связанных клятвой чести и рыцарскими идеалами. И даже суровый Магнебод, смахнув с бороды винную капель, украдкой подмигнет ему и…
— Идиот! Оставь их!
Аривальд не поспевал за ним, хоть и пустил «Стража» во весь опор. Топал в дюжине туазов позади, даже не пытаясь стрелять. Это тоже вызвало у Гримберта злорадное удовлетворение. Глядите-ка, кто поучал больше всех, а как пришло время расчехлять орудия, опростоволосился и бесславно плелся в хвосте! Это тебе не деревянные фигуры по клеточному полю двигать, Вальдо! Знай маркграфов Туринских, которые одерживают свои победы на всамделишных полях, обагренных кровью и обожженных порохом.