— Постараюсь сегодня, — успокоила его Лариса и направилась в прихожую.
— Нет, так не пойдет! — вскипел племянник и поспешил следом за Ларисой. — Кто вы такая, сударыня? Откуда, извиняюсь, свалились?
— Эдуард! — прикрикнул Викентий Львович, но племянник не обратил на него никакого внимания.
— Вы что, из этих? Серых акул, что гоняются за выжившими из ума стариками?
— Как вы смеете? — задохнулась от возмущения Лариса.
— Эдуард, прекрати сейчас же! — уже кричал старик, держась за сердце.
— Нет, я не прекращу, дядя Викентий! Раз уж ты сам не видишь — кто перед тобой, позволь, я раскрою тебе глаза. Кто она такая? Твоя пассия? Да у нее на лбу написано: хищница! А вы, мадам, не на тех напали. И можете не трудиться со звонками. Я не позволю вам нагреть старого человека. Не выйдет! У нас еще действуют законы…
Лариса, кое-как одевшись, выскочила в дверь, открытую Рузанной, и побежала по ступенькам вниз, а с площадки на весь подъезд гулкое эхо разносило обидную брань Эдуарда.
В вагоне метро она немного успокоилась и, отбросив эмоции по поводу собственного оскорбленного достоинства, задумалась над судьбой старого человека. Каково ему сейчас? Что еще наговорил его племянничек своим ядовитым языком? Не языком, а жалом — так было бы вернее. А ведь подобной «опекой» он убивает дядю, невольно или нарочито — не имеет значения. Главное то, что Викентию Львовичу сейчас очень плохо, а защитить его некому.
Пока Лариса шла от «Баррикадной» до переулка, где жила тетя Вера, у нее созрело решение немедленно позвонить старику.
Вера Федоровна, встретив племянницу, поспешила на кухню — накрывать стол для обеда, а Лариса села возле телефона и, путая от волнения цифры, с третьей попытки набрала номер:
— Алло, Рузанна Леонтьевна? Это Лариса. Извините, а нельзя ли пригласить Викентия Львовича?
— Он отдыхает. Перезвоните попозже.
— А как его самочувствие?
— Сейчас уже лучше. Он принял лекарство… Минутку! Что? Это Лариса. Да. Хорошо, хорошо! Алло, сейчас он подойдет к телефону.
— Алло, Ларочка?
— Да, это я. Викентии Львович, извините меня за… В общем, я убежала, а вы… А вас…
— Ничего страшного. Не извиняйтесь. Это я должен просить прощения. Вас унизили в моем доме — это позор для меня. Никакая коллекция не стоит того, чтобы страдала невинная душа…
— Викентий Львович, — перебила Лариса его высокопарную речь, — я тут подумала… Короче, коллекцию надо передать еще при жизни. Понимаете? Ведь получается, что она не продлевает вашу жизнь, а совсем наоборот! Если хотите, я помогу вам. Специально приеду ради такого дела, вы только позвоните.