— Но это же трудоемкое дело и дорогое, насколько я знаю.
— В те времена дружба была дороже денег. И любовь была бескорыстной. За малым исключением, конечно.
— Викентий Львович, а вам не жаль отдавать картину в музей, ведь на аукционе за нее дадут огромные деньги.
— А зачем они мне? Уж коли в молодые годы не стал продавать, то сейчас и подавно не сделаю этого. Не знаю, простят ли меня люди за то, что столько лет лишал их такой красоты. Это грех мой. Всегда о нем помнил, но не мог совладать со страстью коллекционера — обладателя шедевра. Но смерть искупит мой грех. Теперь уж недолго осталось.
— Ну зачем вы так часто говорите о смерти? Словно ждете ее, прям как гостей на именины.
— А что в ней страшного? Один умный человек сказал, что смерть живет вместе с нами и составляет часть нашей сущности. Он даже мрачно при этом пошутил, мол, мы живем лишь по недосмотру смерти.
Лариса возмутилась и хотела высказаться по поводу этой «шутки», как раздался звонок.
— Кто-то пожаловал, — поморщился хозяин. — Не люблю внезапных визитов.
В кабинет заглянула Рузанна и сообщила, что пришел Эдуард Никонович.
— Вот и ястребы налетели, — пробормотал Викентий Львович и пояснил удивленной Ларисе: — Старший племянник пожаловал. Пойдемте, я познакомлю вас.
В гостиной Лариса увидела толстого мужчину лет сорока с длинными кудрявыми волосами, стянутыми на затылке в пучок. Лоснящееся жирное лицо с подвижными черными глазками, мягко говоря, симпатии не вызывало.
— Здравствуй, дядя Викентий! — бросился он с рукопожатием к старику и тряхнул его руку с такой силой, что тот болезненно сморщился.
— Здравствуй, Эдик. Вот познакомься — моя гостья Лариса.
Эдуард перевел взгляд на Ларису, и она заметила мелькнувший в его глазках испуг. Но в голосе была сплошная патока.
— Очень приятно. Эдуард Никоныч. Сегодня великолепная погода. Вот решил прогуляться, а заодно и дядю навестить. Как ваше здоровье, Викентий Львович?
— Спасибо, здоровье в норме.
— И слава богу.
— Присаживайтесь! — пригласил хозяин. — Что же мы стоим как истуканы. Рузанна, у тебя еще остались твои коржики? Организуй нам чаек, будь добра.
— Я, наверное, пойду, — сказала Лариса. — Коржики я уже попробовала, так что…
— Как же так, Ларочка? — всполошился Викентий Львович. — Вы так и не дали согласие…
— Но вы же разрешили мне подумать, ведь так?
— Позвольте, о чем идет речь? — не вытерпел Эдуард и выдавил усмешку: — О чем-то судьбоносном? Извиняюсь, конечно…
— Это касается только нас двоих, — сухо отрезал Викентий Львович и вновь обратился к Ларисе: — Вы сегодня позвоните или заставите меня как следует поволноваться?